(не)свобода

– Не думайте, что вы лучше меня знаете, как делать мою работу! – крикнул Романов в спину Канабееву.

Тот на выходе едва не врезался в рослого сержанта Максимова, который ворвался в подсобку с закатанными рукавами и пачкой влажных салфеток в руке. Канабеев выругался и ушел вниз по коридору.

– Вызывали, товарищ полковник? – Сержант не переставал растирать предплечья салфетками, и поочередно глядел то на Сергеева, то на Романова, то на покрытый брезентом рояль.

– Видите рояль, сержант? – показал Романов. – Его нужно привезти к нам на Петровку.

– Угу, – кивнул Максимов и захлопал глазами. – А зачем?

– Вещдок.

– Рояль? – Максимов замер.

Романов не ответил и прошел вглубь подсобки. В заставленном ящиками, коробками и пакетами углу висело зеркало, завешенное простыней. Романов откинул простыню и провел рукой по пыльному стеклу. Оттуда на него глянул не русский офицер, не дворянин и даже не солдат на посту, а простой старик с мешками под глазами от недосыпа. Пора на пенсию?

– Они думают, что мы, Романовы, закончились в Ипатьевском доме, – проговорил полковник себе под нос, глядя в зеркало. – Что нам пора на покой. Что наше наследие превратилось в фарс, и надо уступить место вот таким вот, – он злобно зыркнул на дверь, словно эфэсбэшник всё еще был тут. – Но мы еще покажем завистникам и наследникам большевиков, как решать вопросы по-имперски!

– За пенсию стремается, – шепнул Сергеев сержанту. – И премиальные. А ишшо за фазенду в Швейцарии.

Максимов понимающе кивнул. Очередная абсолютно чистая салфетка полетела в мусорное ведро.

Закончив сеанс самовнушения, полковник скомандовал:

– Сергеев, покажи, что удалось изъять у них в дирекции.

Сергеев извлек из сумки пачку документов и протянул Романову.

– Это всё? – спросил полковник.

– Шо делать, – сказал Сергеев. – Еще техника.

Романов оценил на глаз объем папки (небольшой), но просматривать ее не стал.

– Что нам даст изъятая техника, пока не понятно, а вот эта вещь, – Романов хлопнул ладонью по роялю, на что тот ответил густым возмущенным гулом, – куплена за похищенные средства, и не для искусства, а для собственного развлечения!

– Но ведь у них же здесь тятр, – пробормотал Сергеев. – Херовый, конечно, но музыка в тятре – это же…

– Собственного. Развлечения, – процедил Романов тоном, не терпящим возражений. – Поэтому мы эту вещь конфискуем и, – тут он зыркнул на Сергеева, словно подозревал того в неискренности, – тщательно опросим обвиняемых на предмет того, какое она отношение имеет к украденным вещам. Всё ясно?

Романов вытянулся; в такие моменты ему нравилось представлять, будто на портупее у него висит наградная шашка с георгиевской лентой, ну или как минимум наган. Сергеев с Максимовым обменялись понимающими взглядами, но вслух ничего не сказали.

– А шо делать с актерами, товарищ полковник? – кашлянув, уточнил Сергеев. – Они вроде как собирались вечером спектакль иг’рать.

– Ага, – буркнул Максимов. – С голыми…

– Знаю-знаю, – замахал руками полковник. – Пусть проводят, что мы, искусство не любим, что ли? – Он выразительно обвел глазами подчиненных, как бы подчеркнув, что ответ «нет» будет воспринят негативно. По крайней мере, сейчас. – Просто перепишите у них телефонные номера и домашние адреса.

Он посмотрел на рояль, словно на рядового, к которому у него осталось неоконченное дело. Сергеев угадал ход его мысли и сыграл на опережение:

– Разрешите идти, товарищ полковник? – и, не дожидаясь ответа, выскользнул в коридор, а за ним, приговаривая что-то про дурацкий запах, вышел и Максимов.

Романов не заметил их бегства. Оставшись один на один с роялем, полковник достал из сваленной в кучу мебели круглое раскручивающееся кресло, кряхтя, с трудом на нем уместился и поднял крышку рояля. Провел рукой по клавишам, стараясь не стучать по ним так резко, как лейтенант ФСБ в приступе гнева. Носок опустился на педаль.

А дальше пошел кругом известных мелодий – как его когда-то учили на сольфеджио.

Потому что русский дворянин должен уметь играть на фортепьяно. Даже если фортепьяно стоит как его годовая зарплата.

И только актеры в зале не могли взять в толк, почему их паспортные данные переписывали под звук «Собачьего вальса».

…Когда известный Романову репертуар закончился, он поднялся, захлопнул крышку рояля – и на входе в подсобку встретил незнакомую ему следственную группу. Во главе ее стоял мощный очкарик в водолазке и буравил его взглядом так, что это не сулило Романову ничего хорошего.

– А вы, господа, кто такие?

– Алексей Фомин, – представился качок. – А к вам, товарищ полковник, у нас будет пара вопросов.

Романов хотел что-то сказать, но так и застыл с разинутым от изумления ртом. Фомин лишь пожал плечами – такая, мол, у него работа.

Марина

Марина в СИЗО никогда не бывала, но, если бы ее спросили, как себя чувствуют заключенные, она бы дала ответ.

Будто тебя залили в бетон и оставили небольшую щелочку подышать. Не из милосердия, а чтобы продлить пытку. Когда есть, чем дышать, еще можешь на что-то надеяться, – а надежда чаще всего бьет по тебе самому.