Не только детектив

Он прочитал три строфы, спросил: «Достаточно?» – и не дожидаясь ответа, прошел по комнате и сел, но уже к окну, за стол Саши Невского. Я тоже безотчетно встал, пересек комнату и сел за стол напротив него. Теперь мы сидели лицом к лицу, как два партнера-противника за шахматной доской. Нас разделяли два поставленных впритык стола, две стоящие спиной друг к другу пишущие машинки.

– Я выдержал экзамен? – спросил он меня иронически. Я промолчал. Я был потрясен. Конечно, что он Пушкин – это бред. Но где он отыскал десятую главу? Ведь только что читал он стихи Пушкина – тоже никакого сомнения. Никому не известные!

– Где вы нашли это?

Неужели у нас, в нашем журнале, я опубликую десятую главу «Онегина»? Но с ним надо осторожнее, он тем не менее сдвинутый.

– Материалист вы, – сказал он, мягко улыбаясь. – Еще раз повторяю: я не сумасшедший и ничего не нашел. Я – он и есть.

– А вы? Вы не материалист? – усмехнулся я. – Вы ж брали в Одессе уроки чистого афеизма! Что это – переселение душ?.. Слушайте, не морочьте мне голову!

Зря я погорячился. Спокойней надо, спокойней. В конце концов, сейчас главное – что? Убедить этого сумасшедшего, чтобы он разрешил опубликовать десятую главу у нас. Это дадут срочно, сверхсрочно, досылом – как угодно. И еще: заставить его рассказывать, как он отыскал рукопись. Не горячись, Сережа. Такого шанса у тебя никогда в жизни не будет.

– Откуда же знать мне, – со вздохом сказал Пушкин, – как и почему это случилось. Вот вам вполне материалистическая отгадка… Скажите, время бесконечно?

– Да, – осторожно сказал я.

– Человеческая история бесконечна?

– В принципе – да. Если мы не уничтожим сами себя.

– А человек? Он в пространстве конечен – со всеми его руками-ногами, желудком и мозгом?

– Н-ну, да.

– Значит, есть вероятность того, что на бесконечной ленте истории рано или поздно появится объект, абсолютно идентичный другому, уже существовавшему раньше. Человек, полностью совпавший с другим человеком.

Я понял его мысль. И ничего не возразил.

– Правда, – продолжил он, – вероятность того, что он появится по прошествии столь крохотного промежутка времени, – ничтожно мала. Но она есть! И потом – мы ведь здесь, в СССР, забываем о существовании Бога. А возможна и такая гипотеза.

– А память? – спросил я.

– С памятью сложнее. Но разве мы все до конца поняли в генетике? Разве островки памяти не могут передаваться по наследству? В конце концов, я – далекий, но потомок. Причем по прямой…

Но ведь это же сенсация! Это можно будет давать из номера в номер. Кусками по восемь полос. Пушкинистика сойдет с ума. Если, конечно, все подтвердится… Но сейчас главное – убедить, вымолить у него, чтобы он ни с кем, кроме меня, не имел дела. На любых условиях. Пусть – весь гонорар его. Моя – только фамилия, как литзаписчика. Даже и фамилии не нужно. Все равно все узнают, что это сделал я. Да, но кто поверит? Но ведь я же поверил. Какая угодно экспертиза подтвердит, что это стихи Пушкина. Пусть хоть сто литературоведов изучают. А может, подделка? Мистификация? Он – талантливый версификатор?.. Не торопись. Помнишь, как тебя учили: в разговоре со сложным собеседником поменьше лобовых атак. Применяй обходные маневры, заходы с флангов, с тыла.

– Ну, и что было дальше? – осведомился я.

– С чем? – рассеянно переспросил он.

– Вы начали рассказывать о себе. Лицей в Красном Селе…

– Учился… – нехотя сказал он. – Читал. Занимался карате…

– А сами писать не пробовали?

– Пробовал…

– Ну и как?

– Самое интересное, – вдруг улыбнулся он, по-прежнему глядя в окно, – что в интернате никто не подсмеивался над моей фамилией. Все как бы считали, что есть вот тот Пушкин, а есть вот этот. Они – на равных. А может, этот – и есть тот…

Он все-таки чокнутый.

– А вы печатались?

Он грустно помотал головой.

– А что ж так?

Он вдруг воодушевился, глаза засверкали, он напрягся.

– Я писал очень хорошие стихи. Очень. Подражательские – да, незрелые – да. Но очень хорошие. В семидесятые друзья мне сказали: давай, Лорд – моя лицейская кличка была не Француз, как у того, за то, что он свободно по-французски щебетал, а Лорд, потому как сейчас в моде английский… Так вот, сказали: теперь пора. Рассылай. Я размножил стихи на ксероксе, послал во все журналы. Во все! И ни в одном – не напечатали!.. Все прислали ответы. Кто-то – хамски-короткий: «Напечатать ваши стихи не можем, так как они не соответствуют тематике нашего журнала». Большинство – пространно-любезные… «Вы бесспорно талантливы, вам надо много учиться…» – передразнил он кого-то. И никто не приехал, не полюбопытствовал: что это за парнишка в Красном Селе? Да я б руку тому поцеловал!.. Только из «Нового мира» пришло такое печальное письмо: мол, мы бы рады напечатать вас, но вы немножко опоздали. Вот если бы на год-полтора пораньше… Типа, когда еще был жив Твардовский… Крепитесь, пишите, – писали они, – придут другие времена… Давайте покурим, – вдруг устало продолжил он.

– Давайте.