Не только Евтушенко

Проснулся среди ночи от стука в дверь – воображаемого, но проснулся по-настоящему, а не во сне. Во сне был стук, а проснулся наяву. Что за черт! Моя духовная субстанция отлетает по ночам от физической оболочки, все более немощной, хоть и жив курилка. Мой страх не проснуться – жидовского происхождения. Мои предки благодарили по утрам Бога за то, что Тот возвращает им блудившую незнамо где душу – могла ведь и не вернуться, заблудившись в ночной тьме. Отмотал обратно сон, точнее, то его мгновение, в котором слышал стук, – та же самая питерская квартира, которая снится мне уже пару-тройку лет, без никаких аналогий с реальным прошлым, игра ложного воображения, многоквартирная коммуналка, но я вхож там к разным людям, и те – опять двадцать пять! – не похожи ни на кого из моих ленинградских знакомцев, даже дальних, но знакомы уже мне по предыдущим снам, и темная безлюдная улица-боковуха – давняя моя знакомая по этому навязчивому сну-ужастику, постоянный во сне страх не найти эту безымянную улицу и этот безномерной дом, но как-то нахожу, всё по ночам, ни души, четвертый этаж без лифта, в одном сне запомнил трамвай, на котором возвращался домой, № 28, сегодня в одной из комнат в большой такой кровати с металлической спинкой и металлическими шариками умирает человек. Это я. Экий бред, но с питерской пропиской! Почему я должен умирать в Ленинграде, которого больше нет ни на карте, ни на земле, из которого я чудом спасся в Москву, а сейчас проживаю в Нью-Йорке, 144-55 Мельбурн-авеню, и следующий мой адрес – кладбищенский? Тем более, рядом погост, на котором лежит Сережа Довлатов.

Да и наяву не повезло – сглазил: запланированно отправились с Леной на крышу смотреть четвертоиюльский салют над Манхэттеном, но стоило мне взяться за дверную ручку, как раздался сигнал тревоги и трезвонил всю ночь – бедные соседи с последних этажей! Кстати, в этом районе не самых популярных – по вздорной причине. 91-летний сосед – бывший гимнаст и олимпийский чемпион из Бельгии – рассказал мне вчера о продаже безнадежной односпаленки (две комнаты) на первом этаже, которая пошла за 100 тысяч пожилой паре кошероедов – тем с пятничного по субботний вечер нельзя пользоваться лифтом, и они специально искали первый этаж. Точнее – бельэтаж, один лестничный пролет. Наша – фактически па пятом, хотя официально на четвертом. Хотя я, конечно, преувеличиваю: здесь у нас как в Ноевом ковчеге, каждой твари по паре – налево наши иммигранты, которые продают квартиру китайцам, а те уже есть на нашем этаже, а на шестом их соплеменники судятся с дирекцией коопа на 10 миллионов – они переставили стены в квартире, а от них требуют вернуть их на прежнее место; наискосок – молодожены из ортодоксов, которые собираются поднакопить денег и отвалить в Израиль; направо высокий, за семьдесят ирландец, косоглазая подруга которого, возбуждая его, мяучит и лает; подо мной слегка ку-ку англосакс, с косой и, скорее всего, гей; надо мной – мусульманка, не знаю откуда; чуть далее на том же этаже тот самый олимпийский чемпион – в своем уме, с юмором и самоиронией, всех уговаривает против Бога: у него вся семья погибла в лагере, вот он и пришел к воинствующему агностицизму, а на рутинное пожелание доброго дня усмешливо отвечает: «Еще один день», а какой – ему и в самом деле уже все равно, хоть dog day! И прочий интернационал. Евреев мало не покажется – и самых разнообразных: от светских до кошероедов, но их много в любом боро НЙ, а в самом городе больше, чем в любом другом в мире, недаром его называют «Хаим-Йорк». Не отсюда ли ненависть к нему исламистов?