Не только Евтушенко

На следующее утро рядом с объявлением об уголовной ответственности за курение в общественных местах повесили новое – о запрете коопщикам на посещение крыши, для чего и установлена система аларма. Не покидает, а наоборот, усиливается чувство, что всеми правдами и неправдами добивался и в конце концов попал в концлагерь. Вместо двухминутного трипа на крышу, теперь гляжу на Манхэтттен с кампуса Куинс-колледжа – десять минут пешком. А наш дом мне все больше напоминает кафкианский замок, куда герой так и не попадает – к счастью. Я – попал. И попался. Советы директоров коопов имеют неограниченную власть казнить и миловать. На памяти недавний прецедент в Манхэттене, где после двухлетней тяжбы кооперативные директора добились высылки из дома возмутителя спокойствия, некоего Дэвида Пуллмана. Тот, правда, превратил свою квартиру в притон, но чем, с точки зрения наших ортодоксальных унтерпришибеев, зверинец, устроенный нами в Куинсе в многоэтажке со своей парковкой на Мельбурн-авеню, лучше притона Дэвида Пуллмана на 67-й улице в Верхнем Уэст-Сайде? Кто знает, может, к котам они относятся хуже, чем к бля*ям? Вот история с двумя ястребами на Парк-авеню в Манхэттене. Те устроили себе гнездо под крышей и ежегодно высиживали птенцов, став всемирной достопримечательностью Большого Яблока, ни в одном больше крупном городе мира они не селятся. Люди прибывали сюда отовсюду, чтобы поглазеть на чудо-юдо – особенно когда у влюбленной парочки появлялись детеныши, но Совет директоров, учитывая, что пернатые жильцы не платят квартплаты и гадят на головы прохожим (парочка прямых попаданий), постановил их выселить и сломать гнездо, что и было сделано, несмотря на мировой протест, который тут же вылился в бузу. В конце концов гнездо было восстановлено, ястребиная парочка соблаговолила вернуться, справедливость восторжествовала, вот-вот появятся птенцы.

У нас того хуже!

В ближайшем кошерном супермаркете нет даже кошачье-собачьего отдела. Иудео-христианская традиция не признает за животными наличия вечной души. Может, ее и вовсе нет, но если есть, то, скорей, у котов и собак, чем у их хозяев. Глянул на наших четвероногих ангелов, не подозревающих о людских предрассудках и правилах, и душа изошла слезой умиления. Дал слово: бороться за них не на жизнь, а на смерть. Если понадобится. Тем более, закон на моей стороне, хоть он как дышло в руках вредного адвокатского племени. Любой зверь – хучь кот, хучь динозавр, – проживший в квартире 91 день, имеет право на дальнейшее в ней существование. Закон штата Нью-Йорк, отменяющий законы кооперативов и кондоминиумов. Что закон! Я мог бы сослаться на высший авторитет: одна душа у всех, и нет у человека преимущества перед скотом: кто знает, душа сынов человеческих восходит ли вверх и душа животных нисходит ли вниз, в землю?

Спасибо царю Соломону за подсказ и аргумент.

Кого мне, как бывшему куряге, жаль, так это нью-йоркских курильщиков, которым абсолютно негде дышать, то есть дымить: их здесь травят, как крыс и тараканов. В некоторых коопах уже стали запрещать жениться на курильщице/ке, даже если сам курильщик/ца.

То ли дело Москва, вольный (хоть в этом!) город по сравнению с нынешним Нью-Йорком и тогдашним загэбизированным, зае*анным Ленинградом. Вот в эту предотъездную столицу я и попал из безнадежно-опасного Питера, описанного в «Трех евреях». Чувствовал себя тогда графом Хвостовым и «пел бессмертными стихами несчастье Невских берегов».

А теперь представьте очередной русскоязычник – общество с ограниченной ответственностью и безграничной безответственностью, – на котором 50 – 60-летки, а то и старше, торопятся добрать упущенное, вот-вот наступит конец их веселью. Собрание неудачников? Не сказал бы: состоявшиеся и состоятельные. Смертники – да, а кто нет? На то и русскоязычники, чтобы на них выступали и калякали по-русски, даже редкие американцы, как адвокат Джулиан Лоунфелд, сам поэт и переводчик в оба направления: с русского на английский и с английского на русский. Большинство – язычники еврейско-русского происхождения, которые притерлись друг к другу: если не сродство душ, то душевная сродненность. С отличным музыкальным аккомпанементом, танцами, анекдотами и серьезными разговорами – о культуре больше, чем о политике. Есть и молодежь – взаимная тяга стареющей плоти к юной, а юной – к жизненному опыту (или известности). К какому виду этой вымирающей породы принадлежу я?

На этот раз офф-Брайтон-Бич в Бруклине, в шикарном пентхаузе с видом на океан – посвященный теме «Петербург – Москва».

Я там был, мед пиво пил,

Да усы лишь обмочил.

Это так – красного словца ради.