Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла

Странное дело, сэр, — задумчиво произнес инспектор Бидл, обращаясь к Каррадосу тем уважительным тоном, каким он всегда обращался к слепому сыщику, — странное дело: кажется, следы любого преступления, совершаемого за границей, ведут нынче в Лондон, если повнимательней присмотреться.

— Только нужно знать, где смотреть, — добавил Каррадос.

— Что ж, согласен, но поскольку никто не знает, где смотреть, да и не особенно смотрит, то в девяти случаях из десяти эти следы остаются незамеченными. Я говорю не о банальных убийствах или кражах со взломом, о нет, — нотки профессиональной гордости выдавали в нем истинного энтузиаста, — речь идет о преступлениях «высшего разряда».

— Пятипроцентные облигационные купоны? — предположил Каррадос.

— О, вы правы, мистер Каррадос. — Бидл печально покачал головой, как будто ситуация, о которой шла речь, сложилась исключительно в результате недосмотра. — У человека случается припадок в справочном бюро «Эджент дженерал» в Британской Экватории[125], и в результате мы имеем поддельные ценные бумаги в Мексике на сумму двести пятьдесят тысяч фунтов. Или взять случай с нефритовой свастикой: этот амулет был заложен за шиллинг три пенса в Бейсине, а как он мог бы прояснить дело о харьковских «ритуальных убийствах»!

— А вспомните загадочную потерю памяти в Вест-Хэмпстеде, ведь если бы кто-нибудь заметил связь между этим фактом и заговором барипурских бомбистов, он мог бы быть раскрыт.

— Истинная правда, сэр. Или трое детишек этого чикагского миллионера — Сайруса Бантинга, кажется, — они похищены средь бела дня напротив нью-йоркского музыкального театра, а три недели спустя на Чаринг-кросс находят немую девочку, которая разрисовывает мелом стену. Припоминаю, что недавно читал статью в одной финансовой газете: там писали, что от каждого слитка иностранного золота тянется нить на Треднидл-стрит[126]. Конечно, сэр, это всего лишь образное выражение, но оно очень верно передает суть происходящего. Сдается мне, что каждое громкое преступление, совершенное за границей, оставляет отпечатки пальцев у нас в Лондоне — если только, как вы точно подметили, знать, куда смотреть.

— И притом нужно выбрать правильный момент. Время — прямо сейчас, место — прямо у нас под носом, а мы делаем неверный шаг и навсегда упускаем шанс.

Инспектор кивнул и со значением хмыкнул, выражая абсолютное согласие. Даже самого непримечательного человека, занятого скучным ежедневным трудом, охватывает порой чувство гордости за свою профессию, и тогда он расписывает ее в самом романтическом свете.

— Нет, пожалуй, в одном случае из тысячи шанс может быть упущен не безвозвратно, — поразмыслив, уточнил слепой детектив. — Иногда Закон и Преступность, эти вечные соперники, представляются мне игроками в крикет. Итак: Закон на поле, Преступность — у калитки. Если Закон совершит ошибку, например слабо пошлет мяч или упустит подачу, Преступность наберет несколько очков, ну или просто воспрянет духом. Если же она ошибется: пропустит прямой мяч, например, или сделает слабую подачу, — все, для нее игра будет окончена. Любой неверный шаг Преступности фатален, в то время как ошибки Закона можно исправить.

— Великолепно, сэр, — сказал инспектор Бидл, поднимаясь. Разговор происходил в рабочем кабинете Каррадоса, в его особняке «Башни». — Удачное сравнение. Я его запомню. Очень надеюсь, что команда этого Гвидо-Бритвы будет посылать нам только легкие мячи.

Местоимением «этого» инспектор Бидл изящно выразил свое безотчетное презрение к Гвидо. Однако тот был мастером своего дела, и с ним нельзя было не считаться, поэтому инспектор на правах старой дружбы решил посоветоваться с Каррадосом. Гвидо был иностранцем, хуже того — итальянцем; инспектор мог противопоставить хитроумию и изворотливости преступника всего лишь косные, раз навсегда устоявшиеся методы британской полиции, которые поражают стороннего наблюдателя тяжеловесностью и консерватизмом, но при том, нельзя не признать, почему-то оказываются действенными.