Не только о Хармсе. От Ивана Баркова до Александра Кондратова

– Вы не знаете стихов однофамильца Баркова, вы не знаете знаменитого четверостишия … (обращенного к Савоське) и собираетесь вступить в университет? Это курьезно. Барков – это одно из знаменитейших лиц в русской литературе; стихотворения его в ближайшем будущем получат огромное значение. В прошлом году я говорил государю на бале, что царствование его будет ознаменовано свободою печати, что я в этом не сомневаюсь. Император рассмеялся и отвечал, что он моего убеждения не разделяет. Для меня сомнения нет, – продолжал Пушкин, – но также нет сомнения, что первые книги, которые выйдут в России без цензуры, будут полное собрание стихотворений Баркова» ^[23]. Нельзя не заметить шутливо-ироничного тона Пушкина: как в разговоре с императором по поводу его исторической миссии в отмене цензуры, так и в рассуждении о символе этой отмены – немедленной публикации сочинений Баркова.

Очевидная настороженность Пушкина в отношении к творчеству Баркова дала основание П. Е. Щеголеву утверждать, что «Пушкин не стал учеником Баркова: помимо его собственного отказа от подражаний Баркову, можно сослаться на то, что барковщины, как сквернословной струи, вообще в произведениях Пушкина нет» ^[24].

Ни доброго, ни бранного слова о «шутливых» или «галантных» произведениях Баркова не сказал в своей истории русской литературы Н. И. Греч (заметил только, что тот был «весьма плохой знаток истории») ^[25], зато нового напарника по его «срамной» музе впервые назвал в печати историк Д. Н. Бантыш-Каменский: «Барков Иван Семенович, Переводчик при Императорской Академии Наук, не столько известен сочиненным им Описанием жизни Князя Антиоха Кантемира с примечаниями на его Сатиры и переводами Горациевых Сатир (СПб., 1763) и Басней Федровых (СПб., 1764) – как стихотворениями, вредными для ума и сердца, противными нравственности. Он может равняться с Пирроном ^[26], которого, благодаря Просвещению, печатают в чужих краях; между тем, как у нас в России, еще необразованной, хранят под замками рукописи Баркова и то одни охотники подобного чтения!» ^[27] Такими же «противными нравственности» в эту пору явились и юнкерские поэмы Лермонтова, которые, по словам П. А. Висковатова, заслужили ему известность «нового Баркова» ^[28]. В конце 1830-х – начале 1840-х годов за Барковым установилась слава поэта «для лакеев и подьячих» ^[29].

Через несколько лет Барков войдет в моду у самых образованных людей и его не только станут интенсивно читать, упоминать, пытаться издавать, но и подражать ему.

«В Петербурге процветала, – вспоминал о начале 1850-х годов Е. М. Феоктистов, – обширная литература, которая своим содержанием могла возбудить зависть в Баркове; Дружинин, Владимир Милютин, Григорович, Некрасов, Лонгинов и др. трудились и порознь и сообща над сочинением целых поэм одна другой грязнее; даже заглавие этих произведений никто не решится упомянуть в печати, – много было в них остроумного, но вместе с тем грубейшее кощунство и цинизм, превышающий всякую меру» ^[30]. Свои впечатления о той же компании записал в дневник 14 декабря 1852 года профессор А. В. Никитенко: «Обедал у Панаева и не скажу, чтобы остался доволен проведенным там временем. Там были: Лонгинов, автор замечательных по форме, но отвратительных по цинизму стихотворений, Дружинин, Некрасов, Гаевский Виктор Павлович и т. д. После обеда завели самые скоромные разговоры и читали некоторые из „Парголовских элегий“ во вкусе Баркова. Авторы их превзошли самих себя по цинизму образов в прекрасных стихах. Вот где теперь надо искать русскую поэзию!» ^[31] Действительно, это был круг самых знаменитых русских писателей и известных университетских профессоров, для которых сочинения Баркова стали образцом их собственных «фривольных» поэтических упражнений ^[32].