Не тужи, Гошик!

Водоворот поднес Сашулю к капитану. «Его зовут Дмитрием, — почему-то подумала Сашуля, — именно, не Вадимом, а Дмитрием».

Моряк свободным движением, протянув руку, придержал девушку и представился: «Дмитрий..» Сашуля зажмурилась.

Соединенные незримыми узами, наслаждались они шедевром. «Эта очеловеченная птица чем-то похожа на меня», — подумала Сашуля.

«Вы знаете, — сказал моряк, — ведь вы похожи на эту птицу. Тут нечто неуловимое, непередаваемое..»

И вдруг он улыбнулся «так горько-горько, понимаете?», посмотрел в последний раз на Сашулю и покинул выставочный зал.

Сашуля, перестав повествовать, прерывисто вздохнула и, подперев щеку кулачком, устремила повлажневшие глаза в пространство.

— Вариант номер пять, — определил жестокосердый Николай. — Такое же созвучие душ было, помнится, с Константином Сергеевичем, режиссером из «Ленфильма».

Тут женщины вознегодовали, а Сашуля и не обиделась даже и махнула рукой безнадежно: мол, что с него возьмешь, с грубияна и невежи…

Боб, рассказ которого был перебит Сашулиным повествованием, поведал о том, как однажды, на рейде Монтевидео, слушая концерт по заявкам моряков, предугадал заявку коллеги из Дальневосточного пароходства — элегию Масснэ. Почему Масснэ, немузыкальный Боб объяснить не брался, а случай запомнил потому, что под эту музыку порезал руку, открывая банку сайры.

Под взглядом Николая Светлана с Ниночкой, переглянувшись, заявили, что ничего этакого в жизни не испытывали. И Синицын с чудесами не сталкивался.

Оставался один Жора Рысин. Почему-то он, обычно самый активный участник застолий, привычно шумный, почему-то он после телепередачи был странно тих и задумчив, а потому как бы и вовсе отсутствовал.

— Ха! — обрадовался вдруг Виталик. А Жорка-то на что? Что ж ты, Рысь, молчишь, губами шевелишь? С тобой-то в тайге да в тундре небось чего только не случалось?

Рысин, очнувшись от непривычного для себя состояния, подмигнул компании и засмеялся.

— А что, мужики, — словно решившись, обратился он к застолью, — могу и рассказать. Только я вас, как Сашуля, предупреждаю: все равно не поверите. Я бы и сам не поверил, кабы не со мной это произошло. То есть такой случай, мужики, что черт те что…

— Давай-давай! — загалдела компания.

— Начнем с того, — сказал Рысин, — что по метрике, по паспорту, ну официальное имя мое — Георгий.

— Да неужто? — среди общего хохота переспросил Виталик. — Ни в жисть не поверим! А может, Бернар? Себастьян?

— Заинтриговал! — с восторгом крикнула Нинон.

— Заглохните! — невозмутимо переждав смех, продолжил Рысин. — Все это я говорю по делу. Потом поймете, что к чему, а теперь молчите. Так значит Георгий. Ну, допустим, Георгием меня в быту никто не называет, правда ведь? Жора, Жорик, или вот-Гоша. Редко, правда.

— Гошей тебя только физкультурник называл, — вспомнил однокашник Синица, — да еще одна цыпочка из Двести четвертой школы.

— Галочка, — уточнил Рысин. — Ну вот, стало быть, Гошей-редко. А в эвакуации Гошей звали меня все, кроме разве родителей. Гоша да Гоша, я уже и сам привык. А была у нас там в эвакуации соседка по дому, из другого флигеля. Работала она на станции, кем — я и не помню. И ее-то почти не помню. Только была она добрая и одинокая: мужа ее еще в финскую убило, а дочь была в армии переводчицей. Ну, это все — детали. Так вот, соседка почему-то меня особенно любила и называла Гошиком. Встретит во дворе, погладит по голове: «Как дела, Гошик?» Или сунет мне в рот еды какой-нибудь: «Ешь, — скажет, — Гошик, ешь…» Чудесная женщина. А яснее всего мне помнится, как она меня утешала во всяких горестях. Прижмет меня к боку, покачает-покачает, бывало, и говорит:

«Не тужи, — говорит, — Гошик, все пройдет, все образуется!..» Умерла она потом… Все это пока только вступление, а петрушка та самая произошла со мной в позапрошлом году, в поле, на Таймыре. Работали мы там на побережье, картировали метаморфические породы, на мигматитах работали.

— Ну, пошла терминология! — с отвращением произнес Боб, да и все загудели недовольно.

— Верно, — легко согласился Жора, — это я обязательно растолкую, суть как раз в этих самых мигматитах-то и есть. А терминология у нас действительно. Так вот, что это за метаморфические породы…

— «Мета» по-гречески «после», — встряла медичка Света.

— Точно. Ну, а метаморфические породы и есть «после». Образуются они из изверженных или осадочных пород под воздействием высоких температур, давлений и химических преобразований. Ясно вам это, а? Я ж не лектор. Про гнейсы-то слышали? Или видели, может? Полно их на Карельском перешейке. Слышали? Вот они и образовались из первичных гранитов. А песчаники, например, при таких условиях превращаются в кварциты или сланцы. Элементарно.

— Валяй дальше, — поощрили Рысина слушатели.