Не твой день для смерти

– Я шел по улице, когда увидел, что тебя пытаются обработать двое нездешних. Они к тебе еще не прикоснулись, а ты захохотал и рухнул. Они хотели обчистить, но испугались моей морды или пистолета (у меня он тоже есть) и куда-то свалили. Я увидел в кармане твой платок и понял, что ты журналист. А на этой улице только один порядочный дом, где останавливаются журналисты. Я и дотащил тебя. Внизу толстуха подсказала твой номер. А так как идти мне некуда, я решил остаться до утра… Ты не бойся, все твои вещи целые: и голубь, и гранаты, и фотоаппарат.

– Какое благородство! Ну, спасибо, конечно! А зачем ты шарил по моим карманам?

– Да ты упал, как мешок, на тротуаре, я подумал, что, может, лекарство какое нужно. Но ни в карманах, ни в сумке его не было.

У Клима все еще кружилось голова, и он соображал туго. Этот наглый тип, перешедший с ним на "ты", был слишком шустрым и говорливым. Он не вызывал неприязни, но и к доверию не располагал.

– Ты люс? – догадался Клим.

– И в этом мой плюс! – в рифму ответил незнакомец.

– Ты что, говоришь стихами?

– Иногда… Между нами, лопухами…

– Я Клим.

– А я просто старый мим. Можете называть меня Александр Павлович, – вытянулся наглец. – Но не возбраняется и снизить пафос. Я и на Падловича не обижусь.

– Вот что, любезный Падлович. Отблагодарить мне тебя нечем. Сейчас я уезжаю. Когда приеду, и если мы вдруг встретимся, я тебя как-нибудь поощрю. А теперь прошу освободить помещение.

– Благодарю за угощение. – Падлович кивнул и уверенным шагом вышел из квартиры.

Глава 4. Ночная битва за лук

Вокзал, как погода, радовал. Или нагонял тоску. В зависимости от настроения. Сейчас Климу было плохо. Он с трудом поднялся по ступенькам вагона. Паровоз недружелюбно зашипел, словно старая больная змея. Голубь в клетке встрепенулся. Клим в полупустом общем салоне сел у окна, задвинул ногой кладь под сиденье, прислонил пылающий лоб к лекарственному холодному стеклу и с нервным храпом на выдохе уснул.

– Чаю?

– Что? – Клим недоуменно осмотрелся.

– Чаю желаете?

Перед Климом стоял вагонный проводник. Журналист на секунду пришел в себя. Он едет в вагоне. В окошке впереди на кривом участке показалась паровозная голова поезда.

Через мгновенье Клим пришел в себя и ответил проводнику:

– Да, двойной чай. С двойным лимоном. Без двойного сахара, – он еще пытался шутить. Сказал и снова уткнулся лбом в целебное оконное стекло.

Локомотив нырнул в тоннель приморской скалы Западная Клешня. Климу нравилось ехать в темноте в неизвестность. Даже в светлую неизвестность. Как во сне. Во внешнем мире жизнь текла иначе.

Чем дальше отъезжал поезд от Симфидора, тем настороженней чувствовали себя горожане.

И несмотря на то, что окраины были опасны, у некоторых горожан за городом были дачи, а для кого-то поездка за Клешню была возможностью вдохнуть свежего воздуха на полудиких просторах.

У некоторых пассажиров за пределами города жили родственники, в основном престарелые. Приходилось навещать их на свой страх и риск.

По вагону то и дело проходили музыканты со скрипками или гармонями, торговцы зажигалками, газетами и пирожками. Водили ягуара на тонкой цепочке и за мелкую монету разрешали его гладить.

Клим был поглощен пейзажами. Он просто созерцал горизонт – вначале степной, потом блеснувший морской гладью. Во время пути журналист выполнял услышанную им в детстве разминку для глаз: вначале смотрел на какую-то точку, пылинку или прилипшую мошку на вагонном стекле, потом через минуту резко переводил взгляд на столб или куст, а еще через время пытался сфокусироваться на удобной точке на горизонте.

Дорога его гипнотизировала. Засмотревшись на заросшие курганы бывших атомных электростанций (или каких-то давних селений), он забывал о злоключенияхвчерашней ночи.

Клим настолько увлекся упражнениями для глаз, что уже не обращал внимания на гомон продавцов за его спиной, восклицания фокусников и жалостливые песни инвалидов (реальных и мнимых) минувшей войны. Внезапно он почувствовал прикосновение, почти дружеское, на своем плече. Обернулся. Ему в лоб смотрело дуло револьвера. Неизвестный в маске настойчиво произнес

– Тебе что, отдельно кланяться? Давай деньги!

Клим покосился по сторонам и заметил, что все пассажиры сидели молча с поднятыми руками. Как будто отчаянно голосовали за такой неожиданный способ отбора денег. Журналист заметил в начале и конце вагона двух подельников его грабителя, очищающих кошельки пассажиров от того, что осталось после музыкантов и торговцев.

– А, да ты писака… – разочарованно, заметив шейный платок жертвы, произнес грабитель. – Что с тебя взять?..

Журналист напрягся:

– Я могу рассчитаться этим!

И полез в карман.

– Чем? – полюбопытствовал бандит.

– Пулями! – произнес спокойно Клим, выхватил свой Смит и Вессон, выбил у опешившего злодея револьвер, обхватил его за шею и прижал к себе спиной, словно живой щит.

– Эй, вы там, бросьте оружие!