Не твой день для смерти

– Почем мне знать? Я не уверен, что третий мир вообще существует. Я и про второй сомневаюсь, но все равно бери, положено. Поимку дракона печатлеть будешь? Тогда не забудь фотоаппарат. Там на объективе тоже специальный фильтр есть. Ты вообще снимал когда-нибудь? Вот и хорошо. Вот тебе новинка – узкопленочная камера. То же, что и широкая, только узкая. Фотоаппарат заряжен, заднюю крышку не открывай. Ну, ни пуха тебе! Если вернешься и останутся гранаты, сдай. Гогглы пока можешь не возвращать. У меня их целый ящик.

С весомым арсеналом Клим вернулся в свой кабинет. Разложил все на столе. Затем заглянул к Анне. Оказалось, что в день накануне поездки журналистам разрешалось уходить пораньше, чтобы как следует "подготовиться к командировке". Как правильно готовиться к командировке, Клим не спросил. Да никто этого и не знал. Но традиция есть традиция.

В левом углу Аниного кабинета на невысокой тумбочке с вырезанными лилиями красовалась изящная медная штуковина, похожая на маленький паровоз, поставленный вертикально. Разве что без колес, но с мономерами, шлангами, трубочками и краном. Паровоз шипел, свистел с нарастающим тонким звуком. Клим с интересом посмотрел на него.

– Это чайник или самовар, короче, машина для чая и кофе, – пояснила девушка. – От предшественника мне достался. Раскочегарить ее просто: дровишки у меня в шкафу, и вода вскипает очень быстро. А дым уходит вон по той коленчатой трубе в вытяжную шахту. В редакции есть еще похожие приборы, но мой самый изящный.

Анна налила Климу и себе чаю в фарфоровые чашки с нарисованными цветами, гербами и всевозможными выкрутасами. Кабинет у Анны был такой же планировки, как у него. Но казался каким-то женским. Хотя из "женских атрибутов" выделялся только чайный сервиз с "вензелями и кренделями", как шутливо говорила о нем Анна. На столе у девушки также стояла печатная машинка, но более хрупкая, с белыми перламутровыми клавишами. А вот в углу, справа от стола, не менее гламурно поблескивал прислоненный к стенке огромный пулемет Гатлинга.

– Будь осторожней и внимательней, – отхлебывая чай, напутствовала журналиста очаровательная коллега. – Не забывай про револьвер и контрольный выстрел. Имена, даты, цифры записывай тщательно, переспрашивай, если не расслышал. Это не стыдно. Стыдно ошибку в газету занести. Телефона или телеграфа в глуши, скорее всего, не будет. Или связь плохая. Или провода украли. Не рискуй: возьми с собой вот что…

Аня подняла жалюзи, открыла окно. Из просторного проволочного домика на подоконнике вынула голубя. Из под стола извлекла маленькую походную клетку для птицы:

– Если что случится, закрепи на голубиной лапке сообщение, голубь вернется ко мне с посланием. И кормить не забывай. Только не черным хлебом.

Аня достала из ящика стола жмень зерна, бросила в мини-голубятню за окном. Птицы довольно заурчали, засуетились, захлопали крыльями и застучали по жестяному подоконнику коготками.

Еще две жмени насыпала в скрученный из машинописного листа кулек. И молча вручила Климу. Командировочный улыбнулся, кивнул и замешкался.

– Я хочу поцеловать Вас на прощание. Вдруг я паду в схватке с драконом или с призраком. Ив сказал, что посылает меня на смерть. Последнее, что я хочу вспомнить, это ваши глаза.

Анна подошла к новичку вплотную, почти нос в нос, и посмотрела ему в глаза. Огненная волна прокатилась по груди командировочного от пронизывающего взгляда карих глубоких глаз.

– Из тебя получится хороший журналист, – произнесла девушка. – У тебя хорошая фантазия и понятный слог. Ну, иди. Чего застыл. Или ты думаешь, я отдамся тебе из жалости сразу же на этом столе?

Клим криво улыбнулся, козырнул и вышел, бормоча под нос:

– Могла бы и отдаться, делов-то…

Так и пошел Клим на свое "первое дело" с сумой, где лежали патроны, две гранаты и фотоаппарат. И еще была клетка с голубем: журналист привязал ее к вещмешку.

Сразу домой (он так стал называть свое временное пристанище) возвращаться не хотелось. Но и со всей амуницией бродить по городу тоже было бы глупо. Клим поднялся в свою квартиру, разгрузился и вспомнил, что в начале улицы видел какой-то кабак. И от дома почти рядом. Горе-любовник дождался омнибуса и вскоре был на месте. Мог бы и пешком пройтись, времени было много, но хотелось покататься.

Встроенный в здание бани кабак "Две подковы" ему напоминал ковбойский салун из прошлых веков, виденный Климом на картинке в каком-то старом журнале. Клим даже не удивился, когда, не успев сделать шаг, ему под ноги, отчаянно матерясь, выкатился какой-то тип.

– Эй, – заржали в кабаке, – не заслоняй выход: гражданину надо освежиться!

Клим не сразу сообразил, что реплика обращена к нему, он невольно сделал шаг влево, и катящийся человек успешно обрел свободу на мостовой.

Но через мгновенье выкатившийся снова влетел в заведение:

– Вы – уроды и неучи! – орал, стряхивая пыль, свежевыброшенный человек с малиновой от гнева физиономией и цепкими глазами, зыркающими по сторонам. – Благодарите, что я не сжег ваш клоповник вместе с вами!