Не убоюсь зла

Поначалу, убедившись, что моих любимых Достоевского, Чехова, современных западных писателей в библиотеке практически нет, я, со-всем в духе прежней жизни, решил: "Ладно, буду заполнять пробелы в образовании, 'освежать в памяти забытые сюжеты". И первые дни и не-дели буквально продирался сквозь толщу и пыль времен, стараясь убе-жать хотя бы ненадолго из своей камеры. Продирался с трудом, читал, внимательно комментарии, сетуя на вырванные предисловия, то есть изучал иную жизнь, иную литературную традицию с большого расстояния -- а значит, оставался на своем месте.

Прорыв произошел случайно, на сущем пустяке. Читал какую-то ко-медию Аристофана, где один герой говорит другому что-то вроде: "Ага, у тебя коринфская ваза? Так ты изменник?" (Коринф тогда воевал с Афинами -- родиной Аристофана), рассмеялся и вдруг ощутил об-щность своей судьбы с судьбами людей, от которых я отделен двадцатью пятью веками. Контакт наладился.

"Многоумный" Одиссей, с его упрямством и любопытством на краю бездны (иногда во время следствия мое любопытство было так сильно, что, казалось, полностью вытесняло всякий страх); выламывающийся из всех рамок могучий хохочущий Гаргантюа; не желающая отказаться от простых и вечных истин Антигона; Дон-Кихот, живущий подлинной жизнью фантазера на фоне играющих свою скучную роль трезво мысля-щих статистов; Сократ... -- все они как будто спешили ко мне на по-мощь из разных книг, из разных стран и веков на помощь со словами: "Да, в этом мире на самом деле нет ничего нового, но зато как много в нем чудесных вещей, ради которых стоит жить и не жалко умереть".

Солонченко настойчиво советовал мне читать УК и УПК. Но я не то-ропился, не желая "играть на чужом поле". Конечно, в конце концов я эти книги просмотрел. А когда пришлось быть собственным адвокатом, то, пожалуй, ощутил все же в некоторых вопросах недостаток юридиче-ского образования. Но безусловно, чтение книги, скажем, Ксенофонта о суде над Сократом принесло мне гораздо больше пользы, чем штудиро-вание любых кодексов.

8. ЧЕТВЕРТОЕ ИЮЛЯ: ОТ ХУПЫ ДО КАРЦЕРА

Как ни важны были книги, но лучшим оружием против изоляции оставалась моя память, тем более, что приближалось четвертое июля -- особый день в моей жизни, третья годовщина нашей с Авиталью свадьбы. С тех пор каждый год в этот день случалось что-то важное, ос-тававшееся в моей судьбе знаменательной вехой. Чем ближе подходила эта дата, тем больше думал я о Наташе, мысленно возвращаясь в то па-мятное лето семьдесят четвертого года...

Когда мы пришли в загс и попросили расписать нас, служащая пре-дупредила, что придется ждать месяц. Однако уже на следующий день она позвонила нам и сказала:

-- Я очень извиняюсь, но произошла ошибка. Из-за большой разни-цы в возрасте вы записаны в другую очередь, где ждут четыре месяца.

Я был вне себя от возмущения и досады. В самом разгаре обсуждение поправки Джексона; мы, окрыленные этим событием, преисполнились оптимизма и ожидали со дня на день разрешения на выезд, и четыре ме-сяца казались нам сейчас вечностью. Мы не сомневались, что задержка эта инспирирована охранкой: разница в возрасте составляла у нас всего три года, и даже в таком кафкианском государстве, как СССР, отсрочка не могла быть вызвана подобной причиной.

Тогда у нас с Наташей родилась новая идея: вместо гражданского брака -чисто формальной бюрократической процедуры, лишенной какого бы то ни было духовного содержания, -- мы поженимся по еврейскому закону. Это событие должно было ознаменовать для нас начало новой жизни -- как евреев и израильтян. Бракосочетание об-рело в наших глазах иной, почти мистический смысл: мы решили, что если добьемся своего, то уже ничто и никогда не сможет нас раз-лучить.

Придя в синагогу, я разыскал главу еврейской общины и рассказал ему о нашей проблеме.

-- Власти запретили мне помогать антисоветским элементам, -- зая-вил он, -- а вы известны им как сионист и нарушитель порядка. Обра-щайтесь в официальные инстанции. Сожалею, но помочь ничем не мо-гу.

Девятнадцатого июня, накануне приезда в Москву Никсона, меня арестовали в Институте нефти и газа, прямо на работе, и посадили на пятнадцать суток в тюрьму подмосковного города Волоколамска. Как выяснилось впоследствии, превентивному заключению подвергся целый ряд активистов алии: власти пытались предотвратить демонстрации протеста во время визита президента США.

Спустя неделю после моего ареста Наташа получила долгожданное разрешение на выезд к брату в Израиль. Срок действия визы истекал пятого июля, и первым побуждением Наташи было отказаться от нее. Однако каждый отказник знал неписаное правило: получил визу -- бе-ри и не капризничай, ибо другой, может статься, ты не получишь никог-да.