Время действия: четвертое июля семьдесят пятого года. Место дейст-вия: квартира Рубиных. Действующие лица: хозяин дома, его гость, американский профессор-историк Ричард Пайпс, я и Рябский. Свиде-тель рассказывает, что "советник американского правительства" Пайпс передал мне инструкции по активизации враждебной деятельности про-тив СССР, в частности, путем разжигания национальной розни, в чем, по словам Пайпса, влиятельные круги США видели мощный катализа-тор, способствующий дестабилизации советского общества. Затем Пайпс указал на необходимость объединить усилия сионистов и дисси-дентов под предлогом борьбы за претворение в жизнь решений, приня-тых в Хельсинки. Впоследствии, выполняя указания Пайпса, Рубин и я вошли в специально созданную для этого Хельсинкскую группу...
-- Так вот как была создана ваша организация! -- с пафосом воск-ликнул Илюхин. -- Вот через кого вы получали указания!
...Тот день я помню прекрасно: ведь это была первая годовщина на-шей свадьбы. Вечер сложился удачно: мне удалось дозвониться до Авитали, мы поздравили друг друга, вспомнили хупу, помечтали вслух о том, как будем встречать в Израиле следующую годовщину. После раз-говора с Наташей я позвонил Лунцу и предложил ему вместе навестить Виталия и Инну.
У Рубиных были гости: Ричард Пайпс с женой и человек пять моск-вичей -я не очень разобрался, кто они такие, ибо всеобщее внимание, естественно, сосредоточилось на Пайпсе. Совсем недавно по "Би-би-си" читали отрывки из его фундаментального труда по истории царской России. Книга показалась мне незаурядной, чем-то она напоминала ра-боты Ключевского. Именно о ней и шла беседа. Потом Пайпс рассказал о своем посещении Израиля. "Там совершенно семейная армия!" -- го-ворил он, и в его словах чувствовались одновременно сентименталь-ность еврея, умиленного созерцанием своего дома, и снисходительность туриста, гордого своей принадлежностью к мощнейшей державе мира.
Других гостей я почти не запомнил и определить сейчас был ли среди них человек по фамилии Рябский не мог. Так или иначе, его версия имела мало общего с реальностью. К показаниям Рябского трудно при-драться, их сложно опровергать ввиду почти полного отсутствия факти-ческого материала. Но был момент, когда что-то резануло мне слух, ка-кое-то противоречие, и я попросил Солонченко прочитать мне отрывок о встрече с Пайпсом еще раз. Когда следователь дошел до кульминаци-онного момента -- инструкции диссидентам и сионистам объединиться под предлогом борьбы за выполнение Хельсинкских соглашений, -- я вдруг сообразил: да ведь эта встреча произошла за месяц до совещания в Хельсинки! Еще вообще не было ясно, состоится оно или нет, и уж тем более никто не знал, какие соглашения будут на нем достигнуты! Что ж, и этот ляпсус пригодится на суде.
В конце долгого, продолжавшегося с утра до позднего вечера допроса Солонченко подытожил все обвинения:
-- Итак, вы получали указания непосредственно от американского правительства и спецслужб США, установили преступные контакты с многочисленными шпионами ЦРУ и РУМО, через них передавали на Запад клеветническую информацию, чтобы нанести ущерб государст-венной независимости и военной мощи СССР, а также с целью подрыва и ослабления советской власти. Следствием, таким образом, однозначно установлено: вы -изменник Родины. Вам еще раз напоминается содер-жание соответствующей статьи УПК РСФСР: чистосердечное раская-ние будет рассматриваться судом при вынесении приговора как смягча-ющее ответственность. Что вы можете сообщить по поводу предъявлен-ных вам обвинений в совершении особо опасных государственных пре-ступлений?
Круг замкнулся. Мы вернулись к тому же, с чего начали на первом допросе. С тех пор прошел почти год, в течение которого меня вызывали к следователям более ста раз, но ответ мой был примерно тем же, что и тогда, разве что формулировки стали более четкими:
-- Никаких преступлений я не совершал, моя деятельность по при-влечению внимания общественности к нарушению прав человека в СССР не противоречит советским законам, так как не имела целью под-рыв государственной независимости и военной мощи СССР. Обвинения, сфабрикованные и предъявленные мне КГБ, построены на лжесвиде-тельских подтасовках и намеренном искажении смысла и характера на-шего еврейского эмиграционного движения.
-- Подумайте еще раз. Это очень важный для вас допрос! -- вдруг во-скликнул Илюхин и жестом руки остановил Солонченко, уже собрав-шегося записывать мой ответ.
Я хмыкнул, пожал плечами, презрительно улыбнулся. Что я чувст-вовал в этот момент? Усталость, отстраненность, удовлетворение от то-го, что дело подошло к концу, и глубокую грусть -- ибо ко мне вдруг вернулось ощущение полного одиночества, непреодолимости пропасти, отделявшей меня от родных и друзей. "Надо опять заняться психотера-пией", -- подумал я и услышал крик Илюхина:
-- Отчего вы смеетесь? Чему радуетесь? Может, у вас это от нервов? Вы что же, так и не поняли, что вы шпион? На что вы рассчитываете?