Так, вместо расстрела, лейтенант пошёл на повышение и был награждён, больше они его не видели. На войне, в экстремальных условиях, половины не бывает: от трибунала до награды иногда только шаг, да и от жизни до смерти столько же.
Во время самых трудных переходов, в промежутках между боями, за вечерними посиделками, в землянках и в окопах, его всегда просили:
– Валентин, расскажи что-нибудь.
И тогда он начинал своё экспромтное повествование, обыгрывая прочитанное и сочиняя на ходу замысловатые истории. Все замирали, забывая грязь и усталость, переносясь в иной мир, где в нескончаемых приключениях всегда побеждали честь и справедливость, дружба и благородство, жизнь и любовь. И, конечно, особое место в его увлекательных рассказах принадлежало русскому народу, православным богатырям и доблестным князьям и царям земли родной. Необыкновенное кружево папиных историй, где он причудливым образом смешивал романы и рассказы писателей разных времён и народов, зачаровывали и нас с братом в мирной послевоенной Москве и казались нам гораздо интереснее любой самой замечательной книжки. Романы Дюма, Джека Лондона, Диккенса и русская история вперемешку со сказками с лёгкостью пересказывались им, причём иногда даже в расширенном виде. Как-то, читая «Морского волчонка» Майна Рида, я с криком прибежала к отцу:
– Папа, папа, смотри, здесь всё про тебя написано, только они кое-что пропустили….
Любовь – наш оберег
Много интересных историй слышала я от родителей и о том страшном времени, но, увы, это был не роман, а их непростые героические будни. Столько очарованья, юмора, авантюризма в этих живых и страшных картинках войны, и столько любви к нашей многострадальной Родине – сердце замирало в груди. Смеясь и перебивая друг друга, родители рассказывали нам эти романтичные в их исполнение и страшные в жизни истории, а мы по наивности завидовали им.
Часто они вспоминали, какой был добросердечный народ в это тяжкое время, и как все помогали друг другу. Так, однажды, холодной зимой 1941 г., Валя оказался проездом в Москве, и всех, кроме москвичей, отпустили в город. Представляете себе его горечь и обиду: в двух шагах от дома, и где-то совсем рядом молодая жена, драгоценные минуты пробегают, а он ничего не может сделать для их встречи. Получится ли ещё свидеться? Кто знает, что ждет завтра…
Сослуживцы Вали, которых отпустили в увольнение, бросились к телефону, пытаясь дозвониться до работы его жены, да её не оказалось на месте, и они взмолились:
– Девушки, миленькие, выручайте! Наш лейтенант такой хороший парень, если б вы знали! Помогите ему с женой встретиться! – возбужденно кричали они в трубку, наперебой расхваливая друга.
– Ах, ребята, мы бы рады для нашей Милочки хоть на край света пойти…Да на задании она, как назло. Даже не знаем, где её искать, война проклятая…
И они тоже принялись хвалить Милу. Но отыскать её смогли только к вечеру, и она с горечью узнала, что эшелон Вали стоит в двух шагах от её работы. Она бросилась на вокзал и увидела лишь хвост убегающего поезда…
– Догонишь, доченька, наши поезда ныне неторопливы, – сказал ей пожилой солдатик на перроне, и она пустилась вслед за уезжавшим составом, а вокруг зима, темнота, обстрелы, пустые перроны с ночными бандитами, промышлявшими на станциях во время войны.
Сколько сил оказалось у этой робкой городской девочки, никогда никуда не ездившей! Невозможно представить себе, но любовь, удача и добрые люди помогли Миле добраться до передовой, что было во время войны практически невозможно. Все выручали её по дороге, как могли: кормили, согревали в теплушках, прятали при перевозе через блокпосты. О каждом из них она рассказывала, но больше всего ей запомнился ворчливый хохол, который возмущённо кричал:
– Бабу на передовую – никогда! Ишь, что надумала! Тебе бы ещё в куклы играть, а она уже жена! Война ведь, дочка.
Но мог ли он не помочь этой тоненькой большеглазой девочке, одиноко стоявшей на дороге холодной зимней ночью? Да и кто же не мечтал на фронте о хотя бы краткой встрече с женой!? Он, вздохнув, посадил её в кузов грузовика, ворча, укутал – ведь на улице было ниже 30о
, делился с ней едой, прятал на блокпостах, и довёз до передовой, хоть по военным законам его могли и расстрелять. Прощаясь, сказал:– Завидую я твоему мужу!
Только через сутки Мила доехала до места, где квартировался папин полк. Когда к нему прибежал сослуживец с криком: