Не угаси лампадку!

– Вот это и считалось в нашей школе последним писком моды! Девчонки в таких кедах да с белыми носочками, как у Вас, на танцах щеголяли! И все мечтали комсомолками стать, ведь тогда, до войны, это нужно было заслужить. Ах, какая заводная и весёлая комсомолочка была твоя мама! – сказал он, обращаясь ко мне. – А какая выдумщица, как только времени и на учёбу, и на нас хватало! С любыми радостями и горестями мы бежали к нашей комсомольской богине, как мы её прозвали между собой.

Мир не без добрых людей

Старый мир, как пёс паршивый,

Провались – поколочу.

А. Блок.

В то непростое время в их семье случилось общее несчастье. Они жили в Проточном переулке, на Смоленской, и им заявили, что их дом решили снести, поэтому следует в короткий срок покинуть его.

Не ждёт ли это нас завтра?! Людям не предоставили никакого другого жилья, а просто дали по 300 рублей на каждого и велели уходить. Вот так поступали с коренными москвичами! Они пытались хоть что-нибудь построить в ближайшем Подмосковье, но, не имея достаточно ни денег, ни связей, ни рабочих рук в семье, ничем не смогли обзавестись. Мать Милы сказала дочери:

– Люся, ты уже взрослая, думай о себе сама, а мы вынуждены уехать на Большую Волгу.

У её мужа, заядлого рыбака и охотника, там был домик. Девушка застыла в недоумении и горечи, растерянно вглядываясь в холодное лицо матери, собиравшей вещи, и поняла, что она никому здесь более не нужна. Она не стала плакать и просить.

– Ну что же, тогда отдайте мои 300 рублей, – решительно заявила «взрослая» девочка, которой было тогда 17 лет.

Мила горестно смотрела, как их дом взлетал на воздух, и вместе с ним навсегда ушло её одинокое детство. Сердце сжималось от горькой обиды, одиночества, неизвестности перед будущим, и она уже не замечала, как по её лицу текут слёзы. Идти было некуда и не к кому, безысходность… В общем-то, её мама была доброй, заботливой и любящей сестрой, женой и матерью младшей дочки, но холодной и равнодушной к старшей, напоминавшей ей её отвергнутого мужа.

В этот вечер Мила была приглашена на подростковый праздник к красавице тёте Оле, старшей сестре её матери. Ольга в 16 лет вышла замуж за очень обеспеченного человека, который с пятью детьми ушёл от сильно пьющей жены, что долгое время не мешало ей быть блестящим хирургом-гинекологом. Кстати, один из новообретённых детей Ольги стал мужем Татьяны, и, соответственно, отчимом Милы. Вот так бывает: одна сестра вышла замуж за отца, а другая за сына, у одной муж был намного старше её, а у другой – моложе. В тот день справляли именины одного из приемных детей Ольги и одновременно брата Милиного отчима, по тёте он ей приходился двоюродным братом, а по отчиму – дядей, вот какие чудеса бывают! Посмотрев на заплаканную племянницу и её маленький чемоданчик, тётя Оля сразу всё поняла:

– Оставайся у нас, четверо или пятеро детей – разница не большая. Я вообще-то мачеха лютая, а тебя, племянница, люблю, ты то ведь моя, а не мужнина, – то ли серьёзно, то ли шутя, заявила она Миле, которая тут же отдала ей свои 300 рублей. Ольга молча взяла их и спрятала, но потом вернула их племяннице на свадьбу, что явилось настоящим сюрпризом для нищих молодожёнов.

Мила была безмерно благодарна ей за приют. Она на всю жизнь запомнила, что такое не иметь своего угла: потом все сирые и убогие оставались у нас в доме, сколько хотели. Так, однажды её другая тётя привезла к нам в Потаповский переулок, в две проходные комнаты в коммуналке, гастролирующий хор из 30 человек, и всех, как смогли, и накормили, и спать уложили, хоть и сами тогда еле сводили концы с концами.

Мила закончила вечернюю школу, поступила в университет на исторический факультет и устроилась работать в лабораторию на Арбате, где и познакомилась с Валей. Он с первого взгляда влюбился в скромную тоненькую девушку с кудряшками на висках и с большими круглыми глазами. И, собственно, с его лёгкой руки она из Люси, как её звали дома, навсегда превратилась в Милочку. Вскоре вспомнили энергичную пионервожатую и пригласили инструктором в Куйбышевский райком комсомола. В то время дополнительными «пайками» они не снабжались, а вот вкалывать нужно было с утра до ночи. Так Советская власть приняла её в свою семью и помогла стать личностью, о которой вспоминали уже и после разрушения Страны.

Валины друзья, московская интеллигенция, часто уговаривали его отказаться от Милы:

– Зачем тебе это комсомолочка сдалась? Тебе, сыну священника!

– Да ведь она дворянских кровей, между прочим!