Не уходи

Она на седьмом небе от счастья, что я вернулась домой, что немного замедляет мои поиски отдельного жилья. Она оборачивается, когда слышит меня, и огромная улыбка озаряет ее лицо. Мамины волнистые, седые волосы слегка подпрыгивают, и от этого я понимаю, насколько рада находится дома.

— Я напекла шоколадных блинчиков, — тянет она, от чего в груди ноет чуточку больше. Всегда были только мы вдвоем, что делало нас чрезвычайно близкими.

Мама хотела ребенка больше всего на свете, поэтому решила пойти на искусственное оплодотворение. У меня не было отца, но я ни разу не чувствовала себя в этом ущемленной. Мама наполняла дом таким количеством любви, что просто не оставалось места желать чего-то еще.

— А бекон? — дразнюсь я.

— Как и всегда, — отвечает она, опуская на столешницу для меня тарелку. — Как дела на новой работе?

— Хорошо. Мне, действительно, нравится там. У меня больше свободы, и они дают «зеленый свет» всем моим задумкам. Это как глоток свежего воздуха, — отвечаю я.

Возвращение в Нью-Йорк оказалось лучше, чем я себе представляла. Я чувствую себя самой собой. Не знаю, почему я так долго убегала от этого. Возможно, это не входило в мой план, но превратилось в фантастическую возможность. Я оставлю прошлое позади и больше не стану лить слез. Невозможно грустить, когда я провожу время со своей мамой.

— Это замечательно, милая, — мама целует меня в макушку. — Я собиралась встретиться утром со Сьюзан. Хорошего дня на работе, — желает она, поднимая свою сумочку и направляясь к двери. Иногда мне интересно, что в нас родственного. Мама, такое ощущение, не может усидеть на месте, в то время как я могу просидеть с книгой на диване по несколько дней. Иными словами, я рада, что она такая активная.

Я уплетаю завтрак, чувствуя себя намного лучше, чем за последние недели.

Причины, из-за которых я отдалялась от Нью-Йорка, кажутся сейчас глупыми и надуманными. Я чувствую себя более целой с самого приезда, но такое может происходить рядом с мамой. Может, все, чего мне не хватало — это вновь ее присутствия рядом?

Сложив тарелки в посудомойку, я забираю сумку и уношусь к дверям. Я сбегаю по лестнице и замираю, когда вижу, что на улице льет дождь. Классно.

Чтобы не идти пешком до метро, я прошу швейцара поймать для меня такси. Он подзывает меня несколько секунд спустя, и я бегу, насколько возможно быстро, и все равно слегка промокаю. Дверь захлопывается, а я достаю пудру и замечаю, что тушь немного размазалась. Видимо, не настолько водостойкая. Стоит добавить этот пункт в список дел.

Я откидываюсь на спинку сидения, закрывая на секунду глаза. Я легла вчера слишком поздно, зачитавшись, и понимаю, что такое состояние продлится весь день.

Жаль, что я не люблю кофе, как большинство людей в мире. Было бы просто чудесно, если бы что-то будило меня так по утрам. Может, попробовать горячее какао с сахарной глазурью.

Я распахиваю глаза, когда кто-то опускается на сидение рядом со мной.

— Эй, приятель, такси занято! — выкрикивает водитель.

Я замираю, когда вижу, кто сел рядом со мной. Я даже слов подобрать не могу.

Столько времени прошло, а я так и не забыла эти глаза. Они смотрят на меня пристально, и, кажется, он испытывает то же самое. Сердце начинает колотиться. Мы молчим всего секунду, прежде чем он открывает рот.

— Отвези ее, куда ей нужно, а потом — меня, — он лезет в свой задний карман и достает кошелек. Мужчина протягивает водителю стопку купюр, а тот смотрит на них, а потом отъезжает от тротуара.

Я все еще в шоке, что сижу рядом с Генри. Половина меня хочет выскочить из машины. А вторая — хочет притвориться, что ей все равно. Что это счастливая случайность, и я продолжаю двигаться дальше.

И прежде чем я успеваю среагировать на это событие, мужские губы оказываются на мне, заставая меня врасплох. Его полные губы прижимаются к моим, а руки вплетаются в волосы властной хваткой. Его язык требовательно толкается в мой рот, и мое тело повинуется, отдавая ему то, чего он хочет.

Все то время, что разделяло нас, исчезает, и я таю. Его рот занимается с моим любовью, и на крохотное мгновение я поддаюсь тому, чего жаждала, все десять лет.

Но, как и все сны, этот подходит к концу, и я осознаю, что происходит. Реальность обрушивается на нас, и я толкаю его в грудь, разрывая наш поцелуй, а потом ударяю по лицу. Я удивляюсь своим действиям, но не извиняюсь. Не могу поверить, что только что это сделала.

Жжение от пощечины ощущается на ладони, и, черт возьми, Генри улыбается мне, вызывая во мне желание ударить снова.

Он еще красивее, чем я запомнила. Я не могу решить — ненавижу его за это больше или меньше. От всех тех чувств к нему, которые подавляла, глаза наливаются слезами.

— Не надо, — выпаливаю я.

— Боже, я так скучал по твоему лицу, — говорит он, игнорируя мои слова.