Не уходя в атаку

А Мороз кивнул рыжей головой, успокоил:

— Обойдется.

Они поползли, держась за провода и маскируясь в камнях. С той стороны били прицельно, кучно... Вот и береговые устои. Фотиев, довольно сопя, вытирал лицо: ушли от прямого обстрела. Жив курилка! Огляделись. Так и есть: перебит провод.

— Давыд Остапович, давай, друг...

На диких камнях берега лежали густые тени устоев. Тонкая травка, пробившаяся из расщелин, мелко дрожала, словно умоляя пощадить ее. И Фотиев досадливо отвернулся. Он стал выбирать кратчайший и более безопасный путь к блиндажу, к подрывной машинке.

Акулову было хорошо видно их. Вот Мороз приподнялся, финкой зачищает провода. Фотиев, крадучись, наблюдает за фашистами. Но что это? Монтер размахнулся, ударил ножом Фотиева в спину...

— Ах, гад!

Захар Николаевич прицелился, выстрелил. Мороз сорвался, вильнул за устой, но вторая пуля догнала его. Скатился головой вниз в воду...

Иван Сергеевич удивленно повернулся, в горячке не разобрался, в чем дело. Что-то липкое, теплое побежало по спине за пояс, помутились глаза. А провод, провод... Иван Сергеевич дотянулся до конца кабеля. Второй, второй... Слабеющей рукой шарил кругом и не находил. Мороз, падая, утащил второй конец в воду. Фотиев свалился по камням в реку. Потоком подхватило его, завертело. Показалась голова в каске, на миг блеснула изношенная подковка сапог... Больше Акулов его не видел.

А немцы уже бежали по высокой потусторонней насыпи, горланили. С «ашей стороны изредка стреляли, но уже не могли задержать, прижать к земле волну рогатых касок...

Акулов выметнулся из дзота: «Что делать?» В траншее визгливо закричал раненый, послышалось клокочущее хрипение, сиплый голос скомандовал:

— Стреляй!

Но выстрел щелкнул одиноко. Немцы уже подбежали к первой ферме, торжествующе что-то орали, шумно трещали автоматы...

В углу завозился котенок, выбежал в полосу света от амбразуры. Он катал щепку, очевидно представляя себе, что это мышь. Акулов как-то сразу решил все и уже поразительно спокойно сунул за пазуху электрическую машинку. Так же не торопясь, расчетливо перебрался через бруствер. Его заметили: с той стороны ударили пулеметы. Пули фьютькали, как дятлы, дробили камень. Акулов пополз к мосту.

Оставалось несколько метров. Еще немного... Только бы не убили... Наконец увидел два провода, подтянул их к себе. Вот и массивный устой. Над головой переплеты железа. Ему видны ноги солдата, спешащего к ящику взрывчатки.

Руки вспотели, плохо повинуются, изодранные об острые камни; наконец-то провода соединены с машинкой. Теперь только повернуть рукоятку...

Уже все небо покрылось закатным багрянцем. И в струящемся свете Захар Николаевич заметил на камнях возле траншеи котенка с задранным пушистым хвостом.

«Прощай, Зоя...» Над головой затопали коваными сапогами. А он с необъяснимым азартом ждал, когда немец наклонится над взрывчаткой. Ну вот и пора!..

Над рекой в сумерках вымахнул высоченный огненный смерч, кинул с бруствера в траншею котенка, завыл диким зверем. Свет его слился с пламенно-красным небом и погас. И более ничего не увидел Акулов, проваливаясь в кромешную темную пропасть.

Поперек реки грохнулись искореженные железные фермы моста, кинув вокруг водоворотные волны и кровавые в закатном свете брызги. Вода взбудо-раженно заклокотала, яростно кинулась грудью на железное препятствие, перегородившее русло. Откатилась, вернулась и ударила с новой силой. Гнутые полосы металла дрожали, но не сдавались. И укрощенные волны огибали частые переплеты, пенясь и затаенно рыча.

А туда, где остался котенок, бежали, пригибаясь и петляя, бойцы. С ходу ввязывались в перестрелку, заполняя пустые боевые ячейки траншей. Из-за домов выглянул танк: султаны взрывов выросли на том берегу.

Осмелевший котенок терся и ласкался у запыленных сапог командира, совсем не страшась выстрелов.

Потом отбежал в угол, притаился, бросился на щепку, словно на мышонка.

Командир взял его на руки. Суровое лицо воина подобрело, усталые глаза налились теплотой. Зазвонил полевой телефон в блиндаже, и командир ответил:

— Закрепились, товарищ генерал!

13

Поезд, окутанный серым облаком, проскочил дальше, замедляя движение и распугивая лесную тишину грохотом металла. От локомотива во все стороны вырывался горячий пар, что-то шипело. Вода в тендере иссякала: о«а сочилась из самых нижних пробоин. Жизнь паровоза утекала вместе со слабыми струйками.

Палкин очнулся раньше других, потянулся к гудку: из дымного облака раздался хриплый, но еще довольно сильный голос паровоза:

— Жи-и-и-ив!

Машинист попытался что-то сделать для ускорения хода, но, убедившись, что все усилия напрасны, и ничего не видя, крикнул:

— Есть кто живой? Что там видно?

— Дурацкий пар и, кажется, лес кругом.

Демина отплевалась и поднялась с полу.

— Смирнов, где вы?

Павла выбросило на тендер, в уголь. Опомнившись, он осмотрелся: линия железной дороги отошла от переднего края обороны. «Вот и капут, если немцы», — думал он, ощущая замедление хода.

Вдалеке виднелись дома, семафоры.