Не уходя в атаку

Шофер обрадованно пожал потную руку Мороза. Мотор фыркнул, и дрезина скоренько помчалась к перегону. Внучка Палкиных помахала Морозу руками, а он потряс в воздухе своей монтерской сумкой.

— Катись!

Мороз зло захохотал, перекосив крупное лицо, и позвонил на мост. Ответил Акулов,

— Что?

Связист подошел к окну, выглянул на перрон.

— Нет, Захар Николаевич, нет. Никакой дрезины я не вижу. Хорошо, скажу, чтобы подождали...

Над станцией показались немецкие бомбовозы. Мороз юркнул в щель. Глупо рисковать, если вот-вот исполнится его мечта. А вдруг не поверят? Нужны доказательства. Мост... мост... мост...

А за рекой, на большом ровном лугу, уже приземлились немецкие самолеты. Из них выскакивали солдаты, выкатывались легкие пушки.

Мороз переждал бомбежку и бросился к мосту. Успеть, успеть, успеть... Он припоминал в уме слова, которыми встретит немцев.

11

В поле, недалеко от полотна железной дороги, горела путейская казарма; черный густой дым столбом поднимался в небо, заволакивал горизонт. Палкин обрадовался этому «туману». Под его прикрытием можно проскочить. В клубах дыма эшелон еле проглядывался. Поезд набрал скорость, выскочил из-за бугра. Но состав скоро обогнал дымную пелену, вывернулся на открытую равнину, вылетел одинокий, незащищенный...

Кто же тут, свои или немцы?

Все всматривались вперед.

Под откосом лежали какие-то люди. Ближе... Демина и Павел приготовили оружие. А Палкин вызывающе нажал рычаг сигнала. По всему равнинному раздолью прокатился суровый звучный гудок.

Ага, женщина с повязкой медсестры радостно замахала рукой. Паровоз коротко и несильно прогудел, приветствуя своих.

Бойцы смотрели на поезд с огромным удивлением: казалось непостижимым чудом появление эшелона в таких условиях. Это ободряло, вселяло надежду. Раз движение не прекращается, значит дело поставлено крепко.

Немцы спохватились, издалека открыли беглый огонь по составу: их не смущали красные кресты

на вагонах. Вдоль пути вспыхнули султаны разрывов.

— Ложись, на пол ложись!—закричал Палкин.

Смирнов и Демина упали.

Машинист все так же глядел вперед. Снаряды ударили сбоку паровоза. Где-то недалеко прострочил пулемет; по будке застучали пули и осколки. Но поезд мчался, и Палкина обуяло необычное воодушевление. Он стал во весь рост, до пояса высунулся из окна будки. Встречный ветер раскидывал его светлые волосы. Машинист подался всем телом вперед, и Деминой почудилось, что он видит там нечто значительное и радостное, так ярки были его глаза, так одухотворено было его морщинистое лицо.

Паровоз кидало, словно на ухабах. Палкину по-чему-то вспомнился день поездки к дочери в колхоз. Шофер вел тогда машину по разбитой дороге, газуя напропалую. И он заметил теперь, что, как и тогда, крепко сжимает зубы, чтобы не прикусить язык.

Демина с удивлением увидела, что машинист улыбается чему-то впереди. И ей захотелось глянуть вперед на то, что вызвало у машиниста веселость. Но впереди рвались снаряды. Мина попала в автомашину: задние колеса описали дугу и свалились недалеко от пути. Палкин вновь стал серьезным, нахмурил белесые брови, сощурил глаза’, всматриваясь в даль.

Мухин приплясывал на открытой скользкой площадке впереди котла. И если Палкин в будке опасался открывать рот, то здесь, на шаткой узкой железной плите, Мухин удерживался только благодаря своей прирожденной ловкости. Он уцепился за поручни, старался на ходу заметить неисправность пути. Он был зрением всей бригады. Пыль и дым застилали горизонт, слеза мутила взгляд. По лицу хлестал ветер, били песчинки — кочегар не отворачивался. Вся его воля, охотничья зоркость сошлись в остром прищуре цепких узких глаз.

Поезд летел. Теплушки с большими красными крестами на дверях раскачивались за паровозом. В кривых участках дороги они змеей вихляли, тугой пружиной выравнивались на прямых. Позади вихрилась пыль.

Почти у колес паровоза упал снаряд, метнув осколки и угарную сухую волну. Мухина прижало к поручням, ударило земляной мелочью. Он едва удержался на площадке. В середине котла, отлетев белым облачком, заструился пар. Это опаснее всего— поезд может остановиться. Прижимаясь к теплому котлу, Мухин перебрался на площадку и заколотил пробоину колышком. Ему казалось, что не будет конца этому бешеному рейсу. Глаза беспрестанно слезились, но он, пересиливая себя, смотрел вперед.

Поезд уходил от преследования, оставляя позади серый лохматый шарф дыма. Но силы были слишком неравные. И по телефонам, устно пролетела вдоль окопов весть о необычной дерзости поезда. На помощь эшелону с красными крестами, везущему больных и раненых, пришла (армия. В ответ на весть о его появлении полетели команды, превратившиеся затем в цифры расчетов. По-новому наклонились стволы пушек и минометов, заработали пулеметы, подали свои голоса гаубицы, заухала дальнобойная артиллерия. Фронт железной грудью заслонил своих боевых товарищей.

Передний край врага охватил огненный вихрь, перекинулся ураганом дальше, на батареи немцев. Казалось, что с нашей стороны готовится атака...