Не унесу я радости земной...

И совсем не случайно, что I Всесоюзное геоморфологическое совещание, одним из инициаторов которого как заместитель председателя Геоморфологической} комиссии Отделения наук о Земле Академии наук СССР он был (председатель — академик И. П. Герасимов), состоялось в Уфе — зимой 1967 года. Как свидетельствуют документы, совещание «продемонстрировало важное научно-теоретическое и практическое значение палеогеоморфологических исследований, ведущихся в нашей стране, их большой рост и правомерность выделения палеогеоморфологии в качестве самостоятельной науки среди комплекса наук о Земле. Уфимское совещание по существу констатировало оформление этой науки и наметило конкретные меры по дальнейшему развитию палеогеоморфологических исследований в СССР».

И немалая заслуга Генриха Фридриховича как одного из пионеров палеогеоморфологических исследований на Южном Урале, что в Башкирии в послевоенные годы вырос целый отряд ученых-палеогеоморфологов. Это отметило и совещание:

«Учитывая наличие квалифицированной группы специалистов и большую перспективу палеогеоморфологических исследований на Южном Урале — Первое Всесоюзное совещание просит Министерство геологии СССР одной из основных задач (специализаций) Института геологии в Уфе считать палеогеоморфологию. Просить Министерство геологии СССР создать в этом институте специальный отдел палеогеоморфологии для исследований в области поисков нефти, газа и россыпей».

Но Генриха Фридриховича не было на этом совещании. Более пятисот геологов, приехавших в Уфу, вставанием почтили его память. Еще в ик)ле 1966 года в Москве, за месяц до своей трагической гибели, он писал доклад для этого совещания. Он волновался— это была не просто очередная встреча с Уфой, где жил единственный теперь его родственник — сестра (брат погиб еще в 1941 — в ополчении под Москвой), а встреча с молодостью.

Смерть подкараулила его в глухой тайге в далекой Эвенкии. Лопнул воспаленный аппендикс, и ни один вертолет, из-за непогоды, не мог подняться в воздух. Он был главным геологом Всесоюзного аэрогеологического треста, в его подчинении были десятки геологических партий в самых разных уголках планеты, в каждой из которых были самолеты и вертолеты, а он, беспомощный, умирал в тайге.

Говорят, что незадолго до этого он полюбил — горячо, как мальчишка, и печально. Светло и мучительно: она была вдвое моложе его.

Не знаю, в какой степени все это правда, но я нашел стихи, написанные Генрихом Фридриховичем 8 августа 1966 года, то есть всего за две недели до его смерти:

Петляет след оленя
По мокрому песку,
Петляет след оленя,
И я за ним иду.

Идет за мной собака

По следу, как и я,
Идет за мной собака,
Чтоб сторожить меня.

Замечу я, возможно,

Крутой олений рог,
Но с плеч ружья не сброшу,
Чтоб выстрелить в него.

Поймет меня собака,

Не спросит: почему? —
Поймет, как друг, собака
И промолчит, как друг.

Подумает: хозяин

Тоскует двадцать дней,
Подумает: я знаю
Хоть он молчит при ней.

Но только ведь оленей

Не бьет напрасно он,
Напрасно гнет колени
Перед чужим костром.

Напрасно в ночь глухую

На черной шивере
Он плачет и целует
Чужой, чужой портрет.

Недобро, ох, недобро,

Любимое лицо,
Упрямой складкой собран
Капризный юный рот…

Не скажет все собака,

Хоть все могла б сказать,
Опустит хвост собака
И отведет глаза.

И, может, только ночью

Она придет к костру,
Полярной белой ночью
Моих коснется рук…

Петляет след оленя,

Петляет на песке,
Петляет след оленя —
Пустой, забытый след.

Постойте: а может, та плачущая девушка в грохочущем по заболоченной тайге вездеходе, держащая его воспаленную голову на своих коленях, а потом горько рыдающая под окнами поселковой больницы, — и была его светлая и печальная песня?

Операцию делали в поселке Тура Эвенкийского национального округа. Но было уже поздно, весь организм уже давно был отравлен. Но Генрих Фридрихович прожил после операция еще шесть суток.

Странная штука: как вы помните, он родился в 1910 году 20 августа. То ли это рок, то ли горькая усмешка судьбы, только умер он тоже 20 августа — 20 августа 1966 года.

Потом говорили, что он предчувствовал свою смерть. Может быть, не знаю. Только в стихотворении «Завет себе», написанном весной 1966 года, я неожиданно нашел такие строчки: