Не упусти

Наконец взгляд Эллисон остановился на маленьком клочке травы в пяти-шести футах от них.

Клочок травы, на котором было что-то очень похожее на…

– Это…

Но Эллисон не смогла закончить фразу. В золотистом солнечном свете Близи сияло пятно крови Брэндона Фиппа, словно сотканное из тысячи огоньков. Пятно было таким ярким, что у Сороки защипало в глазах, но она заставила себя на него посмотреть, потому что нашла в этом что-то успокаивающее – физическое доказательство того, что Брэндон Фипп был здесь, живой, а теперь – погляди! Кровь! – он неоспоримо умер.

– Что ты с ним сделала? – спросила Эллисон тихим, но ровным голосом.

– Я его не трогала, – ответила Сорока и с радостью подумала, что это действительно так.

– Где мы?

– В Близи. Я же тебе сказала.

– Не бывает такого города – Близь.

– Просто это ты там не была.

– Ты сказала, что сотворила его. Что ты имела в виду?

– Именно то, что сказала. Это не фокус.

– Ты создала… город?

– Мир, – поправила Сорока.

Эллисон кивнула.

– Близь, – повторила она, и из ее уст это слово прозвучало куда значительнее, чем было на самом деле. Как проклятие. Как воспоминание.

– Где Брэндон?

– Ему нездоровится.

– Так, может прекратишь это дерьмо, Сорока? Может хоть раз в жизни попытаешься вести себя нормально? Ты можешь мне просто ответить? Я знаю, что ты его ранила или…

Она замялась, не в силах заставить себя высказать другой вариант – что Сорока не ранила Брэндона, а убила.

– Ладно, – фыркнула Маргарет, недовольная тем, что Эллисон попала в мир, созданный Сорокой, и повела себя равнодушно, непочтительно, без благоговения, словно от нее просили слишком много, ине испугалась.

– Он умер. Я его убила. Теперь ты довольна?

Эллисон не заплакала. Честно говоря, выражение ее лица почти не изменилось. Она просто кивнула, как бы в знак того, что поняла, а потом долго молчала, и с каждой секундой молчания Сорока становилась все злее и злее.

– Тебе нечего сказать?

– А что ты хочешь от меня услышать, Сорока? Я не буду умолять тебя его вернуть. Это так не работает.

– Может быть, здесь это так и работает, – возразила Маргарет.

В глазах Эллисон загорелись маленькие огоньки – крохотный проблеск надежды.

– Неужели? – спросила она.

– Нет, прости, – ответила Сорока, наслаждаясь тем, как опустились плечи Эллисон, как она закрыла лицо руками, как покраснели ее щеки и покрылись пятнами, когда она убрала руки.

– Ненавижу тебя, – сказала Эллисон, и слова вышли криком, хоть и были не громче шепота. – Я всегда тебя ненавидела. С той минуты, как встретила. Знаешь, в чем твоя проблема, Сорока? Ты была одержима мной. Поначалу было забавно с тобой дружить – ты исполняла практически все, что я просила. Это как иметь личную группу поддержки. Но довольно скоро это стало просто противно.

– Пытаешься задеть мои чувства?

– Как будто у тебя есть чувства, которые можно задеть, – парировала Эллисон. С минуту они просто смотрели друг на друга.

И тут – совершенно ни с того ни с сего – Сорока поняла, что Эллисон начала плакать.

– Черт, – сказала она, вытирая щеки дрожащими руками. – Ты убила его?

– Он заслужил то, что получил, – сказала Сорока.

– Потому что был моим, а не твоим? Потому что я бы тысячу раз предпочла его тебе? Потому что однажды он заставил тебя сосать его член на вечеринке?

Сорока так сильно прикусила нижнюю губу, что перед глазами поплыли белые точки.

– Что ты сказала? – спросила она.

– Думаешь, я обрадовалась, что мой парень сунул член тебе в рот, Сорока? Естественно, нет. Но неужели из-за этого надо было его убивать?

– Ты сказала…

– Да знаю я, что сказала. Я говорила, что не верю тебе, да? Говорила, что ты дерьмовая подруга, которая пыталась увести у меня парня, да? Не смеши меня, Сорока. Хотела бы я, чтобы ты была мне настолько интересна, чтобы до такого докатиться.

Маргарет слышала шум океана у себя в ушах, и на мгновение ей показалось, что вода подобралась так близко, что теперь волны эхом отдаются в ней самой, но нет. Это шумела ее собственная кровь, густая и горячая, пульсировавшая по венам.

– Ты знала, что он со мной сделал и…

– Ну хватит уже, Сорока. Если бы у меня был доллар за каждого парня, который совал член мне в рот, не спросив, я бы уже была офигеть как богата, и мне не нужны были деньги с лошадей Брэндона Фиппа. Так что да. Мне бы чертовски хотелось, чтобы ты не убивала моего парня, но не столько из‐за того, что я его сильно любила, а потому, что ты разрушила все мои планы на жизнь.

Эллисон перестала плакать, и ее лицо уже было не такое красное, но руки по-прежнему дрожали. Лишь теперь Сорока поняла, что они дрожали не от печали, а от гнева – того, который наполнял тело Эллисон с самого момента ее зачатия.

Надо же.

И подумать только, Сороке когда-то нравилась эта девушка.