Не упусти

Сорока осталась стоять на коленях. Она позволила себе сесть и дала солнцу согреть лицо, дала звукам океана заглушить все остальное.

А потом она глубоко вздохнула и поднялась на ноги.

Что ты делаешь? Я думал, что на этом все и закончится.

Но Сорока никак не могла сосредоточиться. Она до сих пор слышала, как кровь стучит у нее в ушах. Кожа была горячей и липкой. Ее переполнял гнев, который гудел и пульсировал, который никак не хотел стихать, который нужно было выпустить.

И поэтому Маргарет решила дать ему выход.

Она позволила гневу овладеть собой.

Девочка достала ручку. И открыла еще одну дверь.

* * *

Сорока не была уверена, что это сработает, потому что никогда раньше не была в этой комнате, но как только она вошла внутрь, то поняла, что у нее получилось. Вот мини-холодильник в углу. И узкая двуспальная кровать. И письменный стол, и шкаф. Все обычное и одинаковое в своей простоте.

В углу стоял аккуратно свернутый коврик для йоги. На кровати лежали сложенные тренировочные штаны. На стене висел плакат с изображением женщины, стоявшей по щиколотку в океане. На нем каллиграфическим почерком было написано: «У тебя есть лишь ты сам! Погляди! Сделай! Стань!»

Рюкзак цвета хаки, прислоненный к тумбочке.

Стены из шлакоблоков, которые объединяли все комнаты общежитий в Америке.

Эрин не было дома.

Сорока заставила себя успокоиться. Она нашла в себе гнев, который тек по телу, и сосредоточилась на том, чтобы успокоить его, сфокусировать, направить на единственную цель.

Она осмотрела то место, в которое ушла из дома сестра.

Там не было даже фотографии кого-то из семьи Льюисов. Нет, здесь была Эрин и группа девушек в одежде для йоги. Здесь была Эрин с парнем, который, возможно, был ее бойфрендом. Они обнимались, и камера поймала их смех. Парень повернулся к Эрин, как будто только что поцеловал ее или только-только собрался это сделать. Здесь была Эрин в сложной асане, ее ноги были скрещены так, что даже смотреть больно, а одной рукой она касалась земли. Ее глаза закрыты, а лицо выглядело совершенно безмятежным, как будто это движение легкое, естественное, удобное.

Она подняла последнюю фотографию, осторожно открыла простую металлическую рамку и вытащила снимок, как археолог, выкапывающий что-то хрупкое и старое.

За первой последовали еще две фотографии Эрин, и на обеих она была изображена в одинаковых позах, с одинаковым выражением безмятежности на лице.

Сорока аккуратно разорвала их пополам.

Потом она переключила внимание на остальную часть комнаты. И начала методично все уничтожать.

В корзинке на холодильнике Маргарет нашла острый кухонный нож, которым разрезала простыни, одеяло и занавески Эрин – сделала длинные глубокие разрезы, когда добралась до подушек, от которых перья разлетелись по воздуху. Потом разбила остальные рамки и разорвала все фотографии на куски. Она испытала особое чувство удовлетворения, когда сорвала плакат со стены – что эта фигня вообще значит? «Погляди! Сделай! Стань!» Это было так похоже на Эрин – вкладывать столько энергии в мотивирующие надписи, которые на деле оказываются бессмысленными, если над ними задуматься.

С помощью ножа Сорока разрезала всю одежду Эрин на ленты, опустошила шкаф, убедившись, что ничего не осталось нетронутым. Чувственные бюстгальтеры. Дорогие штаны для йоги. Футболки с надписями типа «Дыши», «Будь», «Люби». Потом она сосредоточила внимание на столе, разрезала все бумаги, перевернула ящики и наконец молотком, который нашла в небольшом наборе инструментов под кроватью сестры, разбила ноутбук, вдребезги, на миллион кусочков пластика, металла и проволоки. Невосполнимый урон.

Сорока на минуту остановилась посреди комнаты, чтобы поискать Здешнего.

Вон он, в одном из верхних углов комнаты, где стена соединялась с потолком: крохотный паучок на крохотной паутинке, который наблюдал за ней.

Закончив, Маргарет подумала, не оставить ли записку.

Но решила воздать должное сестре.

Если Эрин всерьез задумается, то и так точно поймет, кто это сделал.

Поэтому Сорока просто нарисовала себе другую дверь и оставила беспорядок за спиной.

* * *

Следующий человек, которого она посетила, оказался дома. Сорока осознала это мгновенно, так чувствуешь покалывание на коже, когда кто-то за тобой наблюдает.

Она оказалась в гостиной небольшого домика. В центре комнаты, напротив телевизора, стоял синий двухместный диванчик, который казался слишком большим для такого жилья. Ей было видно кухню через проем в стене и ванную в конце короткого коридора, который заканчивался открытой дверью.

А вот и он, Габриэль Льюис, крепко спит.

Отец Сороки всегда рано ложился спать. Ей часто приходилось будить его на диване во время финальных титров фильма, который он потом совершенно не помнил. Он всегда просыпался раньше всех в доме, всегда готовил что‐нибудь к завтраку, потягивал кофе из зеленой кружки, на которой красными буквами было написано: «Папа № 1!» Это был подарок от Сороки и Эрин на какой-то День отца.