Читаем Не упыри полностью

Время летит так быстро, что я просто не успеваю считать дни. Школа – дети – сцена – строительство дома – вот те четыре «кита», между которыми мы мечемся изо дня в день. Только за последние годы мы успели показать пять спектаклей: «Шумит Днепр», «Голосеевский лес», «Лявониха на орбите», «Эхо войны», «Королева тюльпанов». К тому же Роман начал читать на концертах юморески.

Он продолжает меня удивлять. Сколько бы раз Роман ни выходил на сцену, как люди начинали выкрикивать: «Пилипка»! Почитай «Пилипка»!» И он читал снова и снова. И сколько ни читал, в зале все равно всхлипывают. Потом он вдруг решил почитать несколько юморесок. Зрители настороженно притихли, чтобы не пропустить ни слова. Его чтение произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Зрители покатывались от хохота. После первого же выступления Роман сорвал бешеные аплодисменты. Люди хотели слушать его еще и еще. А потом Роману стоило только выйти на сцену со своей открытой улыбкой, как зал уже начинал смеяться. Поэтому приходилось ждать, пока публика немного успокоится, и только после этого начинать чтение.

А сколько радости было у наших детей, когда после спектакля взрослые усаживались за стол, а им предоставлялась полная свобода! Они мчались в гримерную, где хранились наши костюмы, натягивали их на себя, а потом носились по сцене между декорациями и даже пытались что-то разыгрывать. За старшую у них была Даринка, пользовавшаяся непререкаемым авторитетом. Младшие дети слушались ее и дома, и на сцене, поэтому я была спокойна, зная, что девочка всегда справится с ними. Она уже играла эпизодические роли в спектаклях, а младшим оставалось только мечтать об этом.

В одном из спектаклей мне досталась роль матери. По ходу действия мне предстояло пересечь сцену, ведя за руку мальчика. Возник вопрос: кого взять – Андрейку или Мишу? Мне не хотелось никого из них обидеть. Я сказала детям, чтобы они сами решили, кому играть эту маленькую роль. Даринка и Андрейка сразу же, в один голос, ответили: «Миша!» А тот после этого очень серьезно, по-взрослому, объявил: «Я уступаю свое место брату!»

Я так растрогалась, что едва не заплакала.

<p>… мая 1974 г</p>

Что-то тревожит Романа. Уже третий день подряд он ходит молчаливый и хмурый. Похоже, хочет что-то рассказать, но не решается.

– Что это ты замкнулся в себе, как улитка какая-то? – спрашиваю его после ужина.

– Откуда ты взяла? – отвечает он, отводя глаза.

– Мне ли тебя не знать. И началось это после твоей поездки на встречу выпускников вашего факультета.

– Жаль, что тебя там не было.

– Ну, во-первых, я не могла оставить детей одних. А во-вторых, больше всего мне хотелось повидаться с Валей, но она сама приезжала к нам погостить. В-третьих, на эту поездку надо было выложить некоторую сумму, а деньги нам сейчас нужны как никогда. За лето мы должны закончить все работы в доме. Осталось совсем немного. Я и представить не могу, какая будет радость, когда мы переберемся в свой собственный дом! А ты?

– Я это представляю уже который год подряд, – ответил он с тоской в голосе.

– Может, переутомился? – спрашиваю я и беру его за руку.

– Все хорошо, – говорит он, слегка сжимая мою ладонь. – Мне надо уехать на один день.

– Можешь сказать, куда?

– Пока нет.

– Хочешь, чтобы я волновалась? Ломала голову? Строила невероятные предположения?

– Марийка, мне нужно уладить одно серьезное дело. Когда я вернусь, тогда и поговорим. Хорошо?

– Ладно, – сдаюсь я и шутливо поднимаю руки вверх.

– Вот за это я тебя и люблю, – Роман улыбается, а в его глазах прячется грусть.

<p>… мая 1974 г</p>

Вышло так, что сегодня уроки поменяли местами, и я вернулась домой раньше детей. Романа дома не было. Он уехал еще вчера утром, не вернулся, а сегодня позвонил в школу и сказал, что к вечеру будет дома.

– Что приготовить на ужин? – спросила я.

– Все, что ты готовишь, всегда вкусно, – сказал он.

Я почистила картошку и поставила жариться. Достала из кладовки банку соленых огурцов. Меня продолжали мучить догадки о причинах таинственной поездки Романа. Я так себя накрутила, что даже голова разболелась. Приготовив картошку, я проглотила таблетку и прилегла отдохнуть. Вздремнуть не получалось, потому что я не привыкла спать днем, но усталость давала о себе знать.

Я услышала, как скрипнула входная дверь. Поднялась, чтобы взглянуть, кто пришел. На пороге стоял Роман. Рядом с ним переминалась с ноги на ногу девочка-подросток. У нее были коротко стриженые, почти как у мальчика, волосы, выкрашенные в ярко-синий цвет. По-детски пухлые губы измазаны красной губной помадой. Она скептически смотрела на меня, не мигая накрашенными ресницами. Мой взгляд задержался на ее юбке: она была слишком короткой, отчего ее худенькие ножки казались еще тоньше.

– А вот и мы! – произнес Роман, смущенно улыбаясь.

– Добрый день, – сказала я, не спуская глаз с девочки.

У меня скверные предчувствия. В мою душу проникает необъяснимый страх. Он на миг сковывает мои руки и ноги, не дает дышать, делает меня бессильной. Я чувствую приближение беды.

Девочка пренебрежительно взглянула на меня и процедила сквозь зубы:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза