Не утоливший жажды (об Андрее Тарковском)

Для всех разлученных с Андреем, для русских читателей и соотечественников особенно интересно узнать о его жизни за рубежом. Читая дневник времен работы в Италии над фильмом «Ностальгия», узнаем о настроении Андрея, лишенного общения с семьей. Оно было ужасным. Из дневника видно, как он был там несчастен и одинок. Ходил в церковь, ища поддержки у Бога, молился. И как верующий, каялся в своих прегрешениях. Часто впадал во взвинченное, нервное состояние. Верил во всякие мистические приметы, в цифры на номерах машин, встреченных им по дороге в важные для него дни. Верил в сны. Снился ему даже Брежнев, Генеральный секретарь ЦК КПСС, который очень доброжелательно разговаривал с ним во сне. Проклинал советские порядки, запрещающие ему посылать деньги на содержание семьи.

Конечно, надеялся на лучшее. Надеялся, что сына выпустят к нему, что он еще поработает в Италии. Но сына-то как раз и не выпускали: в игре ЦК и Госкино против Андрея младший Андрей был заложником. Все это напоминало Средние века, Золотую Орду, где томилось немало сыновей русских князей, такой жестокой ценой получавших ярлык на княжение.

Тарковский всегда был убежден, что кинематограф способен передать уникальный человеческий опыт. В дневнике Андрей пишет, что во время съемок «Ностальгии» его внутреннее состояние совпадает с поведением камеры. Речь идет о сцене в номере гостиницы, за окном которой течет по стене вода. Тоска в душе героя усиливается, он устало вытягивается на постели. Заходит в номер собака, ложится у кровати, освещение темнеет. Камера приближается к герою. Когда Андрей пришел в зал и посмотрел снятый материал, то был поражен — настолько запечатленное на пленке изображение отвечало мрачному настроению его души.

Третий сын — «варяжский» сын

…Я сидел один в комнате, где стоит постель Андрея, и просматривал томик Бердяева, который он читал совсем недавно.

Все остальные были в другой части квартиры. Высокий сильный выкрик женского голоса привлек мое внимание:

— Поздравляю! У Андрея родился сын! Пусть все знают. Пусть!

В голосе истерия, попытка смеха, скандал и угроза. Голос нарастает, рвется вверх и раскалывается на слезные всхлипы и слезный смех. Это Ларисин голос. Так я узнал, что у Андрея где-то родился третий сын. Новость неожиданная и совсем не к месту — перед похоронами.

Мать зовут Берит. Малыша назвала Александром. Уж не в честь ли героя «Жертвоприношения»? Того тоже звали Александром. Именем удержать любовь…

Скандинавская упорядоченная страна: пособие на содержание ребенка, нет проблем с едой, с одеждой. При нехватке денег (а когда их хватает?) можно сдать комнату студенту, есть еще две.

Так что безденежья не боялась, боялась Ларисы, которая звонила ей по ночам с угрозами. Так нам Берит сама говорила, и в глазах ее был страх. А мы брали маленького Александра и шли с ним гулять совсем недалеко, в королевский парк, смотреть на озере уток и лебедей, а в будках — гвардейцев в мохнатых шапках. Это напоминало сказки Андерсена, и мы забывали про ночные наваждения и страхи Берит.

Когда мы увидели Александра, Сашу, впервые, он напомнил нам мальчика из последнего фильма Андрея, только горло не было перевязано. Он был здоров, светлоглаз и любил сосать большой палец. Сорванец страшный, живой как ртуть.

В Париже, в тяжелой обстановке похорон, было не до нового племянника. А что-то в груди всколыхнулось сразу, самое простое: мальчик — сирота.

И Марина сделала все, чтобы увидеть его. В таких случаях у нее появляются волшебные, как в сказке, силы. Есть и прекрасный, верный друг, Жерар Бёф, — и в августе 1989 года мы снова в Париже. Тогда в первый раз мы и встретились с племянником и его матерью. Жили мы в большой квартире у Жерара рядом с Эйфелевой башней. Берит не говорила по-французски, но говорила по-итальянски и по-русски. По-русски — недостаточно хорошо поначалу, но достаточно сносно в конце нашей двухнедельной встречи. «А как ты выучила русский язык?» — спросили мы ее. «Так же, как и итальянский», — просто ответила она, улыбнувшись. Лето оказалось адски жарким. Хлебнув спасительной влаги и поразмыслив, мы поняли, что имеем дело с волевой женщиной. Выучить два языка (русский учила в университете), чтобы общаться с любимым, — для этого нужно сильно любить. Еще она говорила, как на родном языке, по-шведски, само собой, по-норвежски и, естественно, по-английски. Удивляться нечего — в Европе это обычное дело.