Не утоливший жажды (об Андрее Тарковском)

Александру не было еще трех лет, и в силу рекордной жары он все время лез в ванну, вообще хотел жить в ванной и никуда не уходить из дома, что шло вразрез с интересами взрослых, мечтавших пойти в кафе на Елисейские поля и попить холодного пива. А Саша мечтал жить в ванне, как уже сказано, и мало этого — обожал наливать ванну до краев и нырять в нее с верхней кромки. И нырять безостановочно. Тут, конечно, сразу возникали проблемы: вода выплескивалась на пол и проливалась — или могла проливаться — на нижний этаж. На нижнем этаже, прямо под нами, жил не кто-нибудь, а прославленная Жанна Моро. Каждое утро мы ожидали явления в нашей квартире разъяренного божества, за которым могут последовать неприемное для нас и хозяина квартиры. А маленький Александр тем временем научился самостоятельно включать воду и наполнять ванну и, пока мы спали, норовил установить в этом ныряльном деле мировой рекорд.

Одним словом, жизнь в Париже повисла на волоске. К тому же в подъезде живет знаменитый писатель Ален Роб-Грийе, один из авторов «нового романа». А кто знает этого писателя, тот поймет, что мы могли подкинуть ему такой сюжет, что ужаснулась бы вся мировая литература.

А вот и дождались — раздается строгий телефонный звонок. Дрогнувшей рукой снимаю трубку, настраиваясь на худшее. Готов ко всему, даже к позорной высылке из Франции. Слышу незнакомый голос. Голос старательно выговаривает русские слова (значит, заранее подготовились), спрашивает меня, как давно мы в Париже, знаем ли правила парижской жизни (знаем, знаем, воду на соседей лить не полагается). Спрашивает, нужна ли нам помощь в нашей создавшейся — он подыскивал слово — своеобразной ситуации (ну вот, добрался и до ситуации). Спрашивает, догадываемся ли мы, с кем разговариваем и в связи с чем. Еще раз упоминает про помощь (Марина и Берит впали в полную прострацию). После этого я потерял смысл разговора. Только чувствую, что говорящий купается в русской речи, говорит с заметным акцентом, но свободно, быстро, испытывая громадное удовольствие.

А потом представляется дядей Жерара, эмигрантом первой волны, — как слышите, не забывшим еще родной язык. Он из тех, кто дорожит им и помнит… Ну, слава богу, кажется, пронесло! Берит держит на руках мокрого Сашу, с которого на паркет льется вода, — хорошо, что не на голову Жанны Моро.

Спрашиваю у дяди Жерара, где актриса, что живет под нами, он отвечает: «На театральном фестивале в Авиньоне». И говорящий, устав, повесил трубку. Жерар после объяснил, что его дядя — потомок знаменитого петербургского архитектора Львова. Да и сам Жерар по матери из Львовых и в родстве с Голицыными.

Смысл нашего приезда в Париж — не только встреча с Берит и Александром, но, конечно же, посещение кладбища. И мы едем в Сент-Женевьев-де-Буа. Могила Андрея Тарковского была на новом месте. (Мэр города, узнав, что нужно место для режиссера, выделил участок.) Могилка скромная, с деревянным крестом в головах, чистенькая, убранная. Мы тоже приложили к этому руку посадили цветы. Маленький Саша поливал цветочки из большой, не по его росту, лейки.

Пошли с ним к выходу, оставив Берит одну. Видим могилу Ивана Бунина, Константина Коровина. На аллее встретили священника отца Силуана. Меньше всего он расположен был говорить о кладбище и его знаменитых жильцах — подступал край жизни самого отца Силуана. Так и построилась беседа — о приближении конца.

Подошла Берит, мы попрощались с отцом Силуаном. В правом дальнем углу кладбища подошли к могилам Зинаиды Гиппиус и Дмитрия Мережковского. То была единственная эмигрантская пара, приехавшая во время Гражданской войны в Париж с ключами от собственной квартиры. А Гайто Газданов и многие другие работали ночными таксистами. А конец у всех один…

Вот и могила Андрея далеко от Москвы. Значит, такова его судьба. Не дай бог тревожить его прах. А поклониться Андрею можно в подмосковном Переделкине на кладбище. Там, рядом с могилой отца, Марина установила крест в память Андрея[23].

Пришло время пригласить Берит и Александра в гости. Встречаем их в Москве, показываем столицу, Кремль, музеи и другие достопримечательности по списку. Когда видим, что она от всего этого устала, едем на отдых, на экзотику — в русскую деревню, в Костромскую область. В деревне Никитино у нас куплен деревянный дом. Сохранилась чудная деревенская фотография: маленький, пятилетний (около того) Александр, голенький, с льняными волосами, стоит в реке Унже, раскинув руки, ноги, тело светится — сейчас взлетит над голубой водой. Чистота, хрустальная нежность пейзажа упоительна…

Вечером сидим у дома на новой широкой скамье, которую я сделал сам под руководством соседа Николая Васильевича. Для горожанина вроде меня это подвиг, для Васильевича — пустяк, приятный урок столярного дела. Берит курит «Мальборо», это мы ей покупаем, уверен — поддельные, польские, и потягивает свою рюмку коньяка. Не думала она, что попадет в такую глушь на съедение «москитам». Но коньяк настраивает на философский лад.