Не утоливший жажды (об Андрее Тарковском)

Бродят по пляжу моряки, сошедшие на берег на время отпуска. После многих месяцев плавания психика моряков сильно отличается от нашей. Вот один ходил, ходил, выбирал место, где бы залечь и расслабиться, и опустился рядом с нами. Мы только что вышли из воды и, дрожа, растираемся полотенцами. Моряк останавливает наше занятие, протягивает полуодетой Берит бутылку «Амаретто». Берит удивлена. Я нахально киваю ей головой, и первый глоток у нее проходит очень хорошо. Второй еще лучше, ликер-то отличный. И тут она в смущении останавливается. Но моряк, кажется, доволен. Молча — он вообще почти не сказал ни слова — протянул бутылку нам и, видим, открывает вторую. На середине второй бутылки моряк как-то сразу охладел к такому времяпровождению. Просто поднялся и ушел.

Я спросил у Берит, бывают ли у них в Скандинавии такие пьяницы. Берит рассмеялась: «А где моряку пить, как не на берегу?» И так как мы были сильно уставшие, потому что много ходили до этого по Эрмитажу, потом по крепости, где Берит купила на память медный напрестольный крест за пятнадцать долларов, то я подошел к капитану катера и договорился с ним переехать на ту сторону Невы. Что мы и сделали, высадившись у Летнего сада. А потом пересели в нанятую лодку и на лодке поехали, как в Венеции, по каналу Грибоедова, проезжая под мостами, отдыхая и наслаждаясь. И выехала наша лодочка прямо к Невскому проспекту, напротив кафе-мороженого. Александр хоть и маленький, но зоркий, мороженое за витриною заметил. Тут мы в кафе удобно расположились, у окна уселись и стали заказывать мороженое. Для Александра взяли итальянское, вкусное и известное Берит, потому что Берит знала слабости своего малыша. Любовь к сыну была ее безоглядной страстью.

Летом 1991 года Марина Тарковская получила приглашение приехать в Осло для проведения семинаров, посвященных творчеству ее брата. Мы снова в Осло, останавливаемся по-прежнему у Берит, чтобы быть поближе к ней и малышу. Саша подрос, нас теперь знает. С интересом изучает и нас, и русские слова.

Скорее выучивает слова, которые слышит в нашем разговоре, чем те, которым специально стараемся научить. Учит нас норвежским словам. Меня зовет «Саша стурь» — «Саша большой», в отличие от него, маленького. Любит молоток и гвозди — «гвоздь — спикерь». Обожает гулять, прятаться в квартире и во дворах, шутить и обманывать. Может быть, из-за того, что мы не знаем языка и говорим жестами и примитивными словами «можно — нельзя», он принимает нас за больших детей.

На семинар ездим каждый день, присылают машину. Интерес к творчеству Тарковского огромен, но не все желающие смогли попасть на семинар. Организатор — Киноинститут Норвегии — хочет, чтобы семинар проходил более камерно. Живо. На личном общении, что невозможно при большой аудитории.

На семинар пришли молодые и не очень кинематографисты, киноведы, художники, журналисты. В программе у Марины три фильма — «Каток и скрипка», «Зеркало» и «Жертвоприношение». Особо напряженное внимание к комментариям Марины к «Зеркалу» — короткое выступление перед просмотром и после фильма — подробный анализ от истории создания до особенностей стилистики. После просмотра всегда долгая тишина, раздумья, желание не расставаться с миром, в котором зачарованно жили два часа. Каждый оказался причастен к осмыслению жизни и времени, тайне и памяти детства, сокровенным воспоминаниям автора… Потом вопросы, самые разные. Благодарили автора за то, что доверяет зрителю, позволяет задуматься и о своей жизни. Подобные слова были и в письмах российских зрителей Андрею.

С Сашей ходили гулять в порт, к причалам, и он кричал: «Мотри! Мотри!» — и показывал рукой на громадные белоснежные паромы из Эдинбурга, Гамбурга и Копенгагена. Через несколько лет он окажется прекрасным фехтовальщиком. Позанимавшись два года, станет чемпионом города, а уже через год — чемпионом Норвегии в своей возрастной группе. Тренирует его тренер из Белоруссии, живущий теперь в Осло. Наш храбрый фехтовальщик — его гордость.

Через неделю поехали в Берген, старинный ганзейский город. Построен он в устье длинного, причудливо изрезанного фьорда. Деревянная улица и дома шестнадцатого века сохранились в неизменном виде. И каждое утро рыбаки привозят свежую морскую рыбу и продают прямо на причалах. Культурный центр, где занимаются музыкой, танцами, театром и кино, переделан из старой рыбной фабрики на берегу фьорда. Когда говорим о фильмах Тарковского, за окном спокойная морская гладь и тихий моросящий дождик.

Париж — завражье. Перелет памяти