(Не) в кадре

Словно почувствовав мое состояние, Илюша всю дорогу до дома вел себя тихо и не вертелся. Вести машину было непросто, но я помнила, что везу самое дорогое, что у меня есть и постаралась максимально сконцентрироваться на управлении автомобилем. К концу пути меня немного отпустило, но я еще не знала, что Грудинины успели наговорить Илье, пока я торчала в проклятой кофейне.

— Это правда, что ты бросила папу и нашла себе другого дядю? — неожиданно спросил Илья, когда я укладывала его спать. — И теперь он увезет тебя в Африку, чтобы кормить бегемотов и охотиться на львов?

— Это тебе папа сказал? — мой голос предательски сел.

— Баба, а папа ничего не говорил и у него были мокрые глаза. Я никогда не видел, чтобы папа плакал. Он же не маленький. Да, мам?

— Нет, малыш. Твой папа большой и сильный. Просто ему сейчас очень тяжело. Но все наладится, Илюш, — задушено прошептала я, погладив сына по щеке.

— Я понял, — лица сына осветилось широкой улыбкой. — Когда я упал с самоката мне тоже было очень больно. Я не хотел плакать, но не удержался. Но потом все быстро прошло. И у папы так же, да? Просто он очень сильно ударился.

— Да, — сдавленно кивнула я. — Очень-очень сильно.

— А тот дядя… — Илья насупил брови, и совсем по-взрослому посмотрел мне глаза. — Это Максим?

— Да, мой хороший.

— Он возьмет в Африку только тебя? Или мне тоже можно с вами?

— Илюш, чтобы не случилось, мы никогда с тобой не расстанемся. Ты мой любимый сыночек, помнишь? — сердце разрывалось на части и выскакивало из груди, но я изо всех сил старалась не разреветься.

— А как же папа? — тихо спросил Илья.

— Он будет рядом. Часто-часто. — пообещала я.

— Папа тоже поедет с нами в Африку? — в глазах сына промелькнула радость. А мне словно штырь под ребра вогнали. Невыносимая нестерпимая боль, которую ничем не унять.

— Зайчонок, про Африку бабушка пошутила. Но мы обязательно съездим туда в отпуск, — сипящим шепотом выдавила я.

— И папу возьмем? — с надеждой воскликнул Илья.

— Нет, милый. Папа больше не будет жить с нами, — прозвучали самые тяжелые слова, но я не могла их затолкать обратно, потому что невозможно бесконечно лгать. Рано или поздно мне бы пришлось сказать сыну правду.

— Потому что теперь с нами будет жить Максим? — Илья снова нахмурил брови.

— Возможно, но я…

— Уходи, — сын отпихнул меня своими маленькими ручками и с головой спрятался под одеяло. — Бабушка права, и ты бросила папу, а потом бросишь и меня.

— Никогда, Илюш, — я ринулась к нему, и вытянувшись рядом, прижала к себе. — Ты мое маленькое солнышко, мой любимый сыночек, мой самый сладкий зайчонок, — тихо шептала я, глотая слезы и укачивая сына в своих руках пока он не заснул.

Наверное, это стало последней каплей в чашу терпения, которая разнесла все мои оборонительные рубежи… Встав с кровати, я тихонько вышла из детской, и уединившись в ванной, взяла в руки свой телефон. Открыв нашу с Максом переписку, я невидящим взглядом уставилась на экран. Строчки последних сообщений расплывались перед глазами, молчаливые слезы ручейками стекали из глаз и капали с носа и подбородка. Мои пальцы дрожали, сердце рвалось из груди. Я набирала, стирала и снова печатала текст. Слова казались сухими, обезличенными, ни на йоту не отражающими того, что пылало и плакало в моей душе. Сдавленно всхлипнув, я задержала дыхание и нажала значок «отправить»:

«Нам надо взять паузу. До тех пор, пока мы оба официально не разведемся. Я так не могу. Прости.»

Глава 23

Максим

— Есть информация по Ладыгину, — позвонив мне в обед сообщает Солнцев. Как всегда, сугубо деловыми тоном и без официальных вступлений.

Один из самых дорогих адвокатов Москвы не тратит ни одной минуты своего времени на пустой треп, иначе за его юридическими услугами не велась бы запись на год вперед. Даже если клиент готов потянуть его расценки, Солнцев берется далеко не за каждое дело. У него имеется какой-то свой список критериев, по которым он отсеивает определённый процент потенциальных и весьма платежеспособных клиентов. Мне повезло — я семья, а, значит, автоматически нахожусь под его защитой.

— Стоящий адвокат или продажное дерьмо? — тоже перехожу сразу к сути.

— Последнее, Макс, — безэмоционально отвечает Солнцев. — Причем, редкостной изворотливой породы. И с высокой долей вероятности могу предположить, что его перекупила вторая сторона конфликта.

Черт, я так и знал. Чувствовал, что она нарвется на какого-нибудь проходимца. Упрямая как черт. Была и осталась. И ведь не переспоришь и не докажешь ничего.

— Я кое-то еще выяснил, — стальным тоном добавляет Дима. — Но об этом не по телефону. Мы с Машей завтра вечером заедем, и я введу тебя в курс дела.

— А сегодня никак? — напрягаюсь я.

— Один день ситуацию не изменит. Там разгребать и разгребать. Тебе сразу нужно было обратиться ко мне.

— Я и обратился, но Варя уперлась. Решила, что сама справится.