Не в счет

— Давай уже.

— Ну наконец-то! — ногу на ногу Полька закидывает картинно, сцепляет руки на коленке, и спрашивает она нас с деланной бодростью и живостью. — Алина, Савелий, в этот удивительный и неожиданный для всех нас день, я хочу спросить только одно… Как вы до такой жизни докатились, дорогие мои⁈

— Ивницкая!

— Ну, хорошо-хорошо, — соглашается, поправляя волосы и сверкая улыбкой, она легко, спрашивает уже нормально и даже сурово. — Итак, первый вопрос нашего короткого и свадебного интервью. Ребят, как вы познакомились?

— Мы знакомились два…

— Три, — Гарин перебивает меня быстро и уверенно, смешливо. — Мы знакомились три раза. Но самый первый раз я увидел Алину шесть лет назад. В тот день у неё был выпускной, а у Женьки с Васькой экзамен, после которого им срочно потребовалось оказаться в Аверинске. Мне как старшему брату пришлось везти.

— Ты не рассказывал.

— Ты мне тогда не понравилась.

— Первое впечатление в Индии было аналогичным.

— … а вот нам и дают сразу ответ на второй вопрос…

— Охотно верю, учитывая, что ты мне даже «доброе утро» цедила сквозь зубы. Это было… поразительно. И непривычно.

— Для внуков и прочих потомков так и запишите, их дед был тот ещё баб… ой… Казанова.

— А бабка их ведьма, — Гарин парирует иронично, смотрит не в объектив камеры или на Польку, а на меня. — Я… я в её глазах уже при знакомстве пропал, всё время искал, чтобы снова посмотреть, а потом пытался забыть. А на выпускном она просто далеко была, я не разглядел. Иначе уже тогда бы влюбился.

Это говорится без иронии.

Это говорится уже серьёзно, без улыбок, из-за которых тонкие линии морщин от уголков глаз разбегаются.

И улыбаться, смотря в тёмный омут глаз, уже не получается.

Пусть и неправда это, пусть и поверить в это сложно, ведь после Индии своей жизнью он вполне нормально, как и я, жил. Или… не совсем нормально? Или всё-таки и у него, и у меня в ту осень были не просто воспоминания?

Не забывался никогда тот курортный роман, заверенный устным договором?

Когда мы обманываем себя и друг друга?

Сейчас или тогда?

— Алина, — Полька, хватая и вытаскивая из круговорота суматошно-острых вопросов, обращается так вовремя, — а что ты больше всего любишь в Савелии?

— Надёжность, уверенность, щедрость. Ум и умение быть несерьёзным, — я говорю не задумываясь, я столько раз перечисляла Ивницкой его плюсы. — Он всегда на моей стороне. А ещё он марципан терпеть не может, поэтому все конфеты мои.

— Сава, а что тебе больше всего нравится, может, даже поражает в Алине?

— Она головы варит, — Гарин выдает трагично, уточняет, скашивая глаза на камеру, с непробиваемо-невозмутимой физиономией. — Человеческие.

— Там не так всё было, — я глаза закатываю не менее показательно.

Куда можно добавить, что жених у меня злопамятный?

И вообще, сочинитель небылиц.

— Ну-ну, бывшая Стёпы до сих пор под впечатлением.

— Своей вины не признаю, — я протестую надувшимся хомяком, складываю руки на груди. — Она сама…

— Вот судье мы так и рассказывали.

— Гарин!

Хохочем мы вместе.

И в семейные легенды тот вечер точно войдет. И усмехающийся Егор, ловя изумленный взгляд Рады и подмигивая, ей точно расскажет эту историю на банкете. И смеяться, забывая о том, что после того вечера поссорились-разбежались, мы станем.

— Она настоящая, — Гарин, переставая веселиться, бухает внезапно и слишком… откровенно.

Режет, взрывает, бьет.

Честностью.

Тем, что раздеть за эти месяцы смог не только тело. Он обнажил, что куда более страшно и непостижимо, душу.

— Алина… — он медлит, но говорит, и слушать надо не произнесенные вслух слова, а то, что узнать и разгадать меня смогли, — она… ёжик. Искренний ёжик, у которого всегда торчат иглы, но если их убрать, то открываются новые грани. Она горой за тех, кого считает своими. Она добрая, пусть и орёт вечно об обратном, а ругаться умеет так, что собственный словарный запас кажется… скудным. Она умная. Она авантюрная. Она… необыкновенная.

* * *

Если бы не видео, если бы не министерство, если бы не виски, то выходку Измайлова удалось бы замять. Ограничились бы строгим выговором, рассказом про то, где и что можно говорить, и указательным пальцем Макарыча.

Последним погрозили бы перед носом.

А так…

— А что нам ты прикажешь делать? — Макар Андреевич, пойманный на лестнице ГУКа, олицетворял собой непривычную грозовую тучу. — Калинина, он в академию явился пьяным!

— Он не…

— Алина, — возразить, прибивая к полу мрачным взглядом, мне не дали, — его видели в стенах вуза с бутылкой виски. Он перебил выступление ректора, сорвал его, а оно, между прочим, снималось. И выложить особо деятельные и молодые его сразу успели. Сказать сколько просмотров? Ещё министерство.

О да, министерство, от которого кто-то, благосклонно кивая в такт словам Арсения Петровича, был и выкрутасы Измайлова видел.

И хуже всего это было.

Или нет.