Не в себе

Гарри задумался над тем, что практически не знает своих однокурсников с Равенкло и Хаффлпаффа, хоть и видит их каждый день. В лучшем случае он знал, что вот этого паренька зовут Терри Бут, а девчушку рядом с ним – Лиза Турпин, и оба они с Равенкло. Так уж повелось, что в основном дружба завязывалась между представителями одного факультета, ведь большую часть времени они проводили вместе, в общей гостиной.

В голову все чаще приходили мысли, а что было бы, если бы он уступил Сортировочной шляпе на первом курсе? Оказался бы менее настойчив или просто не успел бы узнать так много обо всех факультетах вообще и о Слизерине в частности. Смог бы он сдружиться с теми людьми, которые окружали его сейчас, именно как Гарри Поттер? Смогли бы они принять его?

Ответов на вопросы не находилось, от размышлений голова шла кругом, они никак не помогали решить проблему возвращения в свое тело, но отбросить их окончательно Гарри не мог.

Прошел ноябрь, началась зима. Все открытые переходы и галереи каждую ночь заметало снегом, и по утрам профессора очищали их, устанавливая новые защитные барьеры, которые злые ветра за сутки раздирали в клочья. Приближалось Рождество, всюду слышались разговоры о том, кто и куда собирается на каникулы. Гарри не участвовал в этих обсуждениях. Они с Малфоем давно договорились, что никуда не поедут, если не успеют вернуть все на свои места.

Однажды, солнечным морозным утром в середине декабря, когда Гарри завтракал в Большом зале, перед ним на стол опустился филин, держа в когтях конверт из плотного пергамента. Прочитав имя отправителя, Гарри шумно сглотнул.

— От отца? – он вскинул голову – Паркинсон внимательно изучала его лицо. Гарри кивнул и продолжил завтрак, тогда как все вокруг принялись тут же распечатывать пришедшие письма и делиться новостями друг с другом. Гарри совершенно не хотелось читать письмо Люциуса. В любом случае, писалось‑то оно не ему и надо передать его адресату.

Засовывая конверт под мантию, он кинул взгляд на гриффиндорский стол, чтобы показать Драко, что тот получит письмо в целости и сохранности, и замер от неожиданности. Обычно смуглое лицо Гарри Поттера приобрело поистине малфоевскую бледность, губы были сжаты настолько крепко, что почти совсем исчезли.

Гарри в сомнении дотронулся через мантию до похрустывающего под пальцами пергамента, вдруг тот загорится или начнет грызть все без разбора неожиданно выросшими зубами. Но ничего похожего не происходило, конверт спокойно лежал, даже не сдвинувшись ни на дюйм. Чем же он так мог напугать Малфоя, что такого написал Люциус своему сыну, чтобы привести его в такой ужас?

После завтрака у слизеринцев занятий не было, и Гарри направился уже привычным путем в библиотеку, чтобы, воспользовавшись свободным временем, продолжить поиски. Почти у самой двери его нагнал Драко и, схватив за рукав, развернул к себе.

— Дай письмо!

— Что, так соскучился за папашей, что не мог дождаться вечера? – не удержавшись, съязвил Гарри, защитным жестом прикладывая руку к груди и прижимая конверт. Он ждал, что Малфой рассвирепеет, начнет нападать на него. Но тот просто стоял, протянув руку, и только повторил требовательным тоном:

— Письмо.

Вдали послышались голоса, кто‑то, решив не терять даром времени, спешил в библиотеку. Драко затравленно оглянулся, снова схватил Гарри за мантию и потянул за собой.

— Эй, куда это мы? – только и успел удивиться Гарри, но особо не сопротивлялся, ему и самому было до чертиков интересно, что происходит.

Всю дорогу до Выручай–Комнаты Драко не отпускал рукав Гарри, но и не отвечал на его вопросы о причинах столь странного поведения. Только когда за ним закрылась дверь, он нарушил молчание и, посмотрев в глаза Гарри, сказал:

— Поттер, пожалуйста, отдай мне это чертово письмо.

Слышать умоляющие нотки в его голосе было настолько странно, что Гарри, не говоря ни слова, протянул ему конверт. Драко схватил его, торопливо вскрыл и погрузился в чтение. Лицо его ничего не выражало, но пальцы все сильнее сжимали пергамент, сминая его. Наконец, он опустил письмо и, закрыв глаза, сел в стоявшее поблизости кресло.

Нарушая затянувшееся молчание, Гарри спросил:

— Что там? Что‑то случилось? Да не молчи же ты! – не выдержав, он сорвался на крик.

— Отец хочет, чтобы на Рождество я приехал домой, – обреченно сказал Драко. Гарри тут же успокоился. Осмотревшись, он обнаружил довольно удобную софу, на которую и прилег, опершись о мягкую спинку.

— И всего‑то, – Гарри поерзал, устраиваясь, – так напиши ему, что не приедешь, мол много задали на каникулы.

Драко открыл глаза и покачал головой:

— Не выйдет.

— Почему?

— Ну, во–первых, письмо придется писать тебе, поскольку почерк мой отец, конечно, знает, а у меня сейчас получаются только твои каракули.

— Ой, не придирайся к словам, это и так понятно, что перо буду держать я, но текст‑то сочинишь ты, – Гарри уже оглядывался по сторонам в поисках бумаги и письменных принадлежностей, которые не замедлили появиться на столе.