Не в своем теле (СИ)

Шерлок ел, ел, изредка обжигая Джона ответным взглядом. Дедуктирует, зараза! После холодного душа чарующий аромат омеги практически исчез, но сейчас опять призывно и влекуще потянулся по всей кухне. Ватсону стоило большого труда, чтобы не разложить Шерлока прямо тут, на столе, лицом вниз и лапать совершенную во всех отношениях задницу, забираться руками под свитер крупной вязки, шарить по бедрам, впиваться ногтями в гибкое тело, сжимать отвердевший член омеги, а потом… Ох! Все это хорошо, но надо было дать другу поесть. Практически невыполнимая задача, с которой мужественный и благородный доктор Ватсон уже почти справился, если бы не его дедуктирующее чудовище. Разумеется, детектив легко, как с листа, прочел все его грязные похотливые мыслишки, прочел и опустил глаза. Ресницы дрогнули. И этого невесомого, почти незаметного движения оказалось достаточно, чтобы Джон сорвался. В долю секунды он оказался рядом с Шерлоком, развернул его к себе и жадно впился долгим поцелуем во вкусные, блестящие от сочного мяса губы. Холмс был не готов к нападению, с едой во рту не то, чтоб целоваться, дышать было трудно. Он застыл на месте, весь отдаваясь новым ощущениям, но затем отпихнул Ватсона и судорожно проглотил недоеденный кусок.

- Прекрати! – и тут же вытаращился на друга своими серебряными озерами – не обидел ли?

Джон не обиделся, он как раз себя считал неуклюжим и бестактным.

- Прости, больше так не буду!

Он снова притянул Шерлока, но поцеловал его очень нежно, сначала в кудрявую макушку, потом в лоб, потом в любимый нос. От щекочущих ощущений Холмс встряхнулся, как норовистая лошадка, сбросившая наездника.

- Шерлок, – Джону показалось, что он сказал это спокойно, – иди, пожалуйста, в спальню и раздевайся. Сразу. Весь. Совсем.

Омегу не надо было долго упрашивать, он тут же оставил столовые приборы и, роняя тапки, перескакивая через ступеньки, помчался наверх. Про тапки – это, конечно, неправда, не было никаких тапок, были прекрасные босые пятки, идеальные узкие бледные ступни, никогда не видевшие солнца, с ровными пальцами, которые Ватсону хотелось перецеловать по одному. Каждый.

Когда Джон поднялся наверх, Шерлок уже был там. Полностью обнаженный, насторожившийся, с тесно сжатыми коленками, он сидел на краешке огромной ортопедической кровати и безмолвно взирал на своего спутника. Отважный сексуальный революционер был готов ринуться в бой.

Была в Холмсе одна черта, не сказать, чтоб совсем плохая, но доктор ее очень не любил. А временам просто ненавидел. Жертвенность. Как человек со слабо развитым чувством самосохранения, Шерлок часто попадал сам и вовлекал друга в ситуации с выбором: быть или не быть. Способы, которые его гениальный друг использовал для того, чтобы выйти из этих ситуаций, Джон напрочь отвергал. Если он ради Шерлока мог, не дрогнув, кого-нибудь убить, то детектив ради своего любимого доктора мог позволить себя убить. Между первым и вторым была разница. Полет с крыши Бартса оставил незарубцевавшиеся шрамы на сердце Джона.

3 года и 4 месяца назад.

Гибель друга Джон переживал с мужеством и достоинством. Пока жил на Бейкер-Стрит, каждый день приходилось сталкиваться с кем-то из знакомых, сочувствующих, скорбящих. Надо было держаться, не терять лица. Но чем дальше, тем становилось труднее, и Джон принял единственно верное, как ему казалось тогда, решение – покинуть Бейкер-Стрит, 221В. Он начал собирать вещи. Свои и Шерлока. Свои собрались быстро, много ли ему было надо? За вещами Шерлока должен был заехать Майкрофт, что-то забрать, что-то решено было отдать в приют для бедных, безделушки выбросить. Джон перебирал личные вещи Шерлока с тоской и некоторым чувством стыда. Имеет ли он право трогать то, что ему не принадлежит? Даже тогда, когда хозяина нет в живых? Ответа он не находил.

И вот, среди стопки ненужных уже бумаг попалось Джону письмо. Конверт был старым, помятым, небрежно надорванным, но все же хозяин его сохранил. Значит, было что-то важное для него. С бьющимся сердцем Джон сел на стул, вытащил тонкий листок. Всего один. От какого-то Виктора Тревора. Неизвестный Ватсону адресат писал ЕГО Шерлоку. Джон не собирался читать, глаза выхватили лишь несколько фраз, что-то тревожно-восторженное, да последние слова «С любовью. Виктор». Доктор свернул листок и быстро запихнул в конверт. Посмотрел на штемпель – письму уже двенадцать лет. Неожиданно. Эта часть жизни Шерлока была ему абсолютно незнакома. Он никогда не спрашивал, был ли у друга любимый человек, партнер или просто приятель до него. Судя по поведению Шерлока, никого у него и быть не могло. Но это всего лишь результат его умозаключений, а как на самом деле, Шерлок уже не мог дать ответ.

Тяжелый камень вместо сердца сдавил внутренности доктора, вызывая в желудке болезненные спазмы. Джон от души позавидовал неизвестному Виктору – он хотя бы успел объясниться, имел право написать «с любовью». Джон не успел. Ничего не успел.