Не в своем теле (СИ)

И тут Шерлок заржал. Совершенно неприлично, громко, в голос. И упал набок, и продолжал смеяться, пока не увидел, что Ватсон тоже прочел надпись, и потом они долго хохотали вместе. И от этого они, наверное, немножечко сошли с ума, потому что сразу отбросили свои половые игры и занялись делом. Детектив, наконец, перестал строить из себя королеву драмы, а мудрый доктор прекратил иронизировать. Пальцы Джона оказались там, где им и положено быть – в горячем, пульсирующем, жадном до ласки анусе любимого, а округлые ягодицы Шерлока пришли в полное соответствие с бедрами доктора. Требовательные пальцы решительно раздвигали тугое колечко мышц, дразнили, гладили, массировали, расслабляли непривычное к подобным прикосновениям тело. Совершенно потерявший над собой контроль Шерлок отважно сдавал назад, а не менее сумасшедший Джон, наоборот, стремился немедленно двинуться вперед. И вот оно – первое проникновение. Не так нежно, как рассчитывал Ватсон. О какой нежности мы говорим! Взять и владеть безраздельно – весь умственный процесс доктора сузился до этой единственной связной мысли. Впрочем, гениальный мозг Шерлока вряд ли был способен выдать что-то более содержательное. Принимать и дарить радость – мелькало где-то на задворках сознания, искрящего яркими вспышками неведомого удовольствия. Боль? Смешно. Шерлок не чувствовал никакой боли, даже если она и была, мозг не смог бы отреагировать на нее адекватно. Наоборот, с требовательностью голодного младенца он сетовал: почему так неглубоко, почему так медленно, почему так слабо?

- Что ж ты делаешь, идиот! – зашипел ему в спину Джон.- Я же тебя разорву! На мелкие кусочки. Я, конечно, в восторге от каждого твоего кусочка, но больше люблю тебя целиком, в полном сборе.

Люблю? Да, люблю. Он знает это, даже если сейчас тебя не слышит.

Шерлок потянул на себя пушистый плед и начал мелко поскуливать. Он вообще был негромким, этот секс-новобранец, но Джон его услышал. Рано. Такой неопытный. Такой чувствительный. Любимый.

Шерлок проехался щекой по мягкому ворсу, вздрогнул и кончил с глухим стоном. Джон схватил его за торчащие кудри, чувствуя, что формируется узел. Еще немного, дорогой… И тут его сознание, вероятно, какими-то высшими силами вернулось обратно в бренное тело. Пре-зер-ва-тив! Тупоголовый придурок, он купил их целую кучу, приготовил, рассыпал веером на прикроватной тумбочке, позаботился о смазке, а когда дошло до дела – упустил! Самое важное! А у омег ведь все на автомате – в течке беременеют от одного контакта. Шерлок убьет его, если это случится. Застрелит сразу или заставит медленно и мучительно умирать от таинственного яда. Словом, прощай Джон Ватсон!

Джон захлебнулся, как ему показалось, собственным стоном. Он резко выдернул член из любимого тела, перехватил его потуже, предотвращая выход узла, мелкими позорными движениями довел себя до вожделенной разрядки и свалился рядышком чуть ли не без сознания. Слава богу, обошлось! Но как больно-то!

От разоблачения страшного упущения Ватсона спасло то, что Шерлок был не в состоянии что-то анализировать. Познавший первые радости секса детектив находился в плену собственных эмоций. Некоторое время он лежал неподвижно, бессловесно уставившись в потолок, потом повернулся набок, промурчал что-то и, удобно угнездившись в теплой гавани из груди, живота и бедер любимого доктора, тут же заснул. Вот так вот, да? Болтал-болтал, а тут сразу вырубился. А где выражение восторга, слова радости, признание в вечной любви?

На самом деле доктору не было нужно ни первого, ни второго, ни третьего. Он был безмерно счастлив уже оттого, что его трепетное любимое чудовище лежало здесь, рядом. Что можно было его в любой момент пощупать, прижать к себе, стиснуть и зацеловать.

Мой, мой Шерлок! Только мой! Весь! Навсегда!

====== 9. День второй ======

И был вечер, и было утро…

Утро было чудесным, замечательным, волшебным, несмотря на серую беспросветность за окном. Кажется, опять шел снег или дождь – Джону по большому счету было наплевать. Его утро было окрашено яркими цветами, лучилось и переливалось. Это было первое утро с Шерлоком в одной постели. Джон мог видеть его спутанные кудри, выбивающиеся из-под пледа, одну щеку и правый глаз. Глаз был плотно закрыт, ресницы не дрожали. Гений спал. Тело Джона могло чувствовать гораздо больше: жаркое тепло находящегося рядом мужчины, его длинную худую ногу, захватнически разместившуюся у него на бедре, руку, по-хозяйски обвивавшую грудь. Другое колено больно впивалось в бок Джона, словно намереваясь его протаранить.