Когда Лайла проснулась снова, иголки в вене уже не было, как и озноба. За окном светила ясная луна. Она чувствовала себя в странном подвешенном состоянии: усталости, как таковой не было, но двигаться хотелось медленно и осторожно. Ей подумалось, что отлеживаться она будет еще долго, однако ее прошибло понимание, что завтра вообще-то четверг, завтра вообще-то на учебу, и только потом пришло самое яркое осознание: Генри — это Джей. А она — дура.
— Как я могла быть такой дурой? — вслух проговорила она, и вздрогнула от того, что заметила шевеление в комнате.
— Как вы себя чувствуете, дорогая? — темный угол проговорил голосом Николя. — Я уже написал Ромильде, что вы приболели. Жюль съездит в аптеку утром, а вам нужно отдыхать.
— Никки, боже мой, — она вдруг вспомнила весь вчерашний вечер. И ей стало мучительно стыдно: — Прости! Прости меня, пожалуйста, мне так стыдно! Я не специально пришла в ресторан. И твоя мама, боже, Николя! Какой кошмар! — она поднялась на постели, и свет луны осветил ее волосы, делая их мистическими, золотыми, а ее саму похожей на фею.
— Это совершенно несущественные мелочи. Я на самом деле очень рад, что вы появились в моём заведении. Ведь, если бы я вернулся домой, и застал бы мое жилище нараспашку, с открытым баром, кричащей музыкой и вашим телефоном на столике, я бы схлопотал ранний инфаркт в свои годы. Просто сошел бы с ума, не зная, где вы… — девушка в этот момент вспомнила комментарии мадам де Буйон, и ей стало еще более неловко. Но мысли были будто на тормозе, и она решила отложить до утра все свои переживания.
— Ты так и будешь всю ночь сидеть здесь? У постели неумирающего? Давай-ка, отправляйся к себе. Ничего со мной не случится, — но не заметив никакого движения со стороны Николя, она вдруг поняла, наконец, то, что он ей сказал в самом начале разговора. — Постой-постой, что значит, ты написал Ромильде? Я не собираюсь пропускать учебу!
— Мадемуазель Лайла, вы, наверное, не понимаете, что провели несколько часов под дождем в том, что сложно назвать одеждой. Что промокли, продрогли, заледенели, и что у меня ушло больше часа, чтобы вас согреть! — мужчина злился, но старался этого не показать. Сама виновница его беспокойства внезапно ощутила свою наготу под несколькими слоями одеяла.
— Николя, ты меня раздел? — если бы в комнате было хоть чуточку больше света, девушка увидела бы румянец на ушах и скулах мсье де Буйона.
— А стоило оставить вас в мокрых вещах? Без сознания в душ вас нельзя было отправить, поэтому я раздел вас и растирал спиртом, пока вы не отогрелись, — сейчас девушка ощутила теплые носки на своих ногах.
— Да… Не ожидала я предстать перед тобой обнаженной в такой ситуации… — пробормотала девушка, на что получила весьма неожиданный ответ:
— А что, были ситуации, в которых вы рассматривали такую возможность? — и румянец Лайлы был видел даже в тусклом свете луны. — Так или иначе, все сводится к тому, что вы возможно подхватили воспаление легких, и вы проведете в постели ближайшие три дня, а возможно и дольше!
Девушка промолчала. Этот неожиданный взрыв эмоций — смущение, удивление и недовольства — будто высосали все ее силы. А потом она почувствовала небывалую сонливость. Все мысли словно поставили на паузу, и она провалилась в вязкую дрему, ничего так и не ответив своему спасителю.