Не верь глазам своим (СИ)

Весь следующий день Николя вился вокруг нее и хлопотал словно наседка. Утром она попробовала встать, на что получила гневный взгляд и чашку бульона, а на ее неловкий комментарий, что она в порядке, а температура так и не поднялась, непреклонный отказ выпустить ее из постели. Зато это дало ей прекрасную возможность подумать и попытаться разложить все по полочкам. Было больно. Было очень обидно, и она страдала от несправедливости и жалости к себе. А еще злости от того, что она оказалась такой слепой дурочкой. Ведь, если еще до работы над книгой она едва ли могла связать все ниточки, все же Генри отлично шифровался, то не узнать любимого человека, когда еженедельно видишь его в творческом амплуа, и ежедневно общаешься с ним дома, было настоящей глупостью. Ведь было столько моментов, ведь ей постоянно казалось, что Джей родной и близкий, но она предпочитала списать это на увлеченность и талант певца. Вот тут вступала злость уже на своего парня. Потому что именно он, как оказалось, был причиной, по которой она чувствовала, будто сходит с ума, будто все песни и фразы музыканта написаны о ней. Но ведь так и было. Ее терзало чудовищное чувство вины, она себя мнила настоящим предателем, когда на деле все оказалось ровно наоборот. Это ее предали. Ее доверие, ее любовь. Зато теперь очень многие моменты встали на свои места. И отлучки, и замалчивания. Она чувствовала себя увязшей в болоте, потому что все последние месяцы жизни она была окружена ложью. Ее растерянность, глухая боль, абсолютная беспомощность перед сложившейся ситуацией вытягивали все силы, и она периодически проваливалась в беспокойный сон, наполненный сновидениями, где она металась между Джеем и Генри. Ей было непонятно, зачем любимый втянул ее в эту авантюру с интервью, с книгой, зачем подпустил так близко к своей тайне, будто подталкивая ее на измену. Мыслей было столько, что навести порядок за день она так и не смогла. Особенно учитывая, что их прерывало мучительное чувство стыда перед Николя.

В памяти всплывал его разговор с матерью, ее появление в таком непотребном виде прямо в основном зале. Особенно сильно чувство стыда подогревал тот факт, что Николя оказался самым надежным из всех, кто был в ее жизни. За весь день мужчина так и не спросил, что же произошло, оставляя за ней выбор, что и когда ему рассказать, не поднимая вопросов о доверии к нему, как к другу, что было бы в случае с Жас или Клемом, и демонстрируя тем самым глобальное доверие к ней, как человеку, показывая, что не сомневается в том, что она во всем разберется, а если нет, то обратится за помощью. Он оставался тем островком безопасности, той неприступной крепостью, за которой никто не посмеет причинить ей вреда, за которой она сможет зализать свои раны, чувствуя защиту и поддержку.

Но взамен она ничего не давала. И это гложило ее и подталкивало к действиям, только, что именно делать, она не знала. Потому что тот ничего от нее не требовал и не просил. Даже не намекал. Хотя мотивы его стали яснее после того, как он, очевидно, из-за нее поссорился с мадам. В голове настойчиво звучали слова Эвана о том, что он не удивился бы, узнай, что они вместе. А еще, что он подходящая партия для Лайлы.

Сейчас душу затапливало чувство предательства и не сравнимое ни с чем опустошение. Злость на Генри переливалась новыми гранями, но, все еще ослабленная дождем и стрессом, Лайла не чувствовала в себе сил на интенсивные эмоции, и была скорее сторонним наблюдателем тому, что разворачивалось у нее внутри.

Она смирилась с постельным режимом до понедельника, безропотно принимая заботу Николя, благодарно отвечая на его попытки вдохнуть каплю жизни в ее глаза и вызвать хотя бы небольшую улыбку. Они оба понимали, что ей нужно время, и засыпала она почти умиротворенно, хотя уже привычная горечь обмана Генри на языке не давала о себе забыть ни на мгновение.

А потом случилось то, что в корне изменило ее отношение к ситуации.

Она сняла трубку спросонья. Иначе даже не потрудилась бы сбросить звонок. Но в два часа ночи она даже не подумала об этом.

— Что, любовь моя, не такая уж чистая и непорочная дружба связывает вас с графом… — Генри был пьян и взвинчен, таким она его не слышала и не видела никогда. — Зря ты не играла — в покере ты была бы непревзойденно хороша! Так держать лицо… Так прикидываться! А ведь ты еще не знала о моем грязном секретике, зато у тебя уже был свой… И как? Хорош ли он в постели? Проявляет животную страсть или так же идеально вежлив и обходителен, как в жизни? Абсолютный джентльмен? — он взял паузу, чтобы перевести дух, и Лайла, застывшая и сбитая с толку прошипела:

— Что ты несешь? Проспись!