Не верь глазам своим (СИ)

— Я не думаю, что умею, Генри. Я люблю её не так, как ты Лайлу. Я люблю её душу и тело, она — это подарок судьбы. Она так много мне дала… И я забочусь о ней достаточно, чтобы желать сделать её счастливой, как только она осознает себя и свои чувства.

— И почему это так трагично звучит из твоих уст?

— Потому что они не ко мне. Ей просто нужно научиться слышать себя.

— Но она разобьет тебе сердце, — растерянно произнес Генри, пытаясь понять подоплеку.

— В том то и дело, что нет. Я буду счастлив за нее, где и с кем бы она ни была.

— А как же ты? Как же твоя любовь?

— Любовь не для таких, как я.

— Ты… Ты странный, Эван, я таких, как ты, не встречал, но ведь и ты заслуживаешь счастья!

— Я буду! — уверенно произнесли на том конце. — Просто моё счастье не в любви…

— Спасибо, друг.

— И тебе, друг. Удачи!

Этот разговор оставил странные чувства, но прочистил мозги. Генри словил такси и отправился домой. Не желая больше прикасаться к спиртному, он улегся на кровать и попытался представить, что у него есть возможность сказать Лайле то, что его мучает уже которую неделю. И понял, что длится это намного дольше.

Почему-то он оказался в своей гримерке, где увидел любимую, уютно расположившуюся на его рабочем стуле.

— С первого взгляда на тебя я стал другим. Ты ещё только зашла в холл, я увидел тебя, и испугался, что ты заберешь мое сердце. И когда ты подошла, я предчувствовал, что так и будет. Я боялся, что ты растопишь мою броню, и этот страх преследовал меня, пока ты так не поступила. Я не достоин тебя, и всегда знал это, поэтому так долго держал тебя на расстоянии, а потом понял, что тот страх был лишь тонким отголоском настоящего ужаса, когда Клеман сообщил, что ты пропала. Потому что бояться за тебя было во сто крат хуже. И я все ещё не был достоин тебя, но ты подарила мне себя безраздельно. Но даже это очевидное чудо не избавило меня от моего демона. Страх расползался во мне липкой бестией, врываясь в мои сны. Теперь я боялся совершить ошибку, и совершал одну за другой. Одну хуже другой. Но ты продолжала верить в нас, продолжала любить меня, и я не верил, что настолько везуч. Я мечтал о нас, продолжая лелеять эту мечту, не до конца веря, что ты у меня уже есть… А потом… Ты, такая красивая и дерзкая на моей сцене, и слова срываются с моих губ, и вот вы уже в комнате, где ты говоришь такие неправдоподобно сладкие вещи: что ты понимаешь меня — всего меня, понимаешь? Без утаек и фальши… Мне так хотелось продлить это ощущение… Это было эгоистично и подло. И я это понимал, но не смог удержаться. И я не заслужил прощения, но все равно о нем прошу…

Он настолько глубоко залез в свою душу, что не заметил, как вслух беседует с самим собой, как из глаз льются слезы, и что ему не нужны сейчас её ответы. Он говорил ещё долго, делясь с собой надеждами и опасениями, и для него это было настоящим откровением. Потому что о многом он даже не догадывался. Утро он встретил с надеждой, впервые за это время вдохнув воздух без острой иголки в груди.

— Клеман, у меня к тебе есть просьба… Я хочу устроить Жасмин сюрприз и организовать для нее прямую трансляцию с презентации Джея. Поможешь?

— Конечно, даже не сомневайся, только… Сам-то ты как? Выглядишь жутко. Вы с Лайлой так и не помирились?

— Я очень облажался. Так, что, боюсь, это непростительно. Но я живу надеждой… Она приедет на эту презентацию, там же будет её книга! Так что…

— Дружище, может, расскажешь? Ты ведь хороший парень, иначе я бы тебя к ней не подпустил… Что ты мог натворить такого, что нельзя было бы простить? Ты что, изменил ей?

— Ты совсем уже?! Рехнулся, что ли? Но это не многим лучше… А может и хуже… — Генри не мог открыть всего, но неожиданно захотел поделиться: — Я приревновал её, хотя даже не имею на это права… И если бы только это…

Вчера ночью он открыл для себя, что ужасно ревнует Лайлу к Николя, и когда его мысли и тело наконец разгрузились от постоянного напряжения, он едва мог сдерживать себя, чтобы не молотить по стенам от мысли, что они сейчас могут быть вместе. И он верил Лайле, но он слишком часто испытывал лимит её терпения и перешёл все его границы. Она рассталась с Генри из-за Джея, но с Джеем она рассталась из-за предательства Генри. И Николя мог стать прекрасным утешением…

Встретившись с Клеманом после обеда своего единственного за эти три недели выходного, он понял, что не может держать все в себе. И если Эван помог навести относительный порядок в душе, то разобраться с тем, что ему делать дальше, он не мог.

— Генри, но ты имеешь право на ревность. Потому что ты любишь её, потому что, если я правильно понял, между вами ещё не всё кончено, вы же ещё не всё выяснили… Только выражать её нужно цивилизованно.

— Как Вадим, сжав челюсть и отведя взгляд?

Клеман внимательно всмотрелся в лицо друга.

— А хоть бы и так. Я никогда не был соперником ему. И он это знал. Но его реакция, пожалуй, самая правильная. Или будешь бить тарелки, как истеричка?

— Чёрт, ты прав! Ты прав, Клеман, но я ничего не могу с собой поделать, понимаешь? Мне просто крышу рвёт.