Не верь, не бойся, не проси

- Ах, ты... - уважительно выдохнул Новокрещенов.

Ванька хохотнул довольно, высунул розовый язык, положил на него то, во что превратилась монетка, сглотнул. Потом, взяв бутылку, широко открыл губошлепый рот и плеснул туда водки - не дрогнув кадыком, как в воронку. Крякнул удовлетворенно и шлепнул себя ладонью по животу. - Во! И никакой язвы. Я еще стаканы стеклянные на спор жевал...

- Это ты брось, фокусник! - Новокрещенов опасливо отодвинул от него граненый стакан. - А то пить не из чего будет. А я, как ты, из горлышка, не могу.

- Интеллигенция, - сочувственно кивнул Ванька и продолжил рассказ. Перекантовался после зоны в одной... охранной структуре, а тут война в Чечне началась. Я и махнул в Тулу. Там десантная дивизия дислоцируется. Военный билет - на стол, про судимость - молчок. А меня и не спрашивали особо. На медкомиссию - и вперед, по контракту. Воевал в разведроте. Духи - они против пацанов-срочников смелые были. А как на серьезных парней нарвались - сразу остыли. Я ведь кавказцев и раньше, по армии да по зоне знал. Понтовилы они те еще... Гордая нация... Срал я на их гордость. За копейку и споют, и спляшут. Наш-то мужик покрепче будет. И воюем мы лучше. Если бы Борька, синюга долбаный, нас не сдал, мы б их еще в первую чеченскую дожали...

- А после чеченской кампании чем занимался? - допытывался заинтересованный перипетиями Ванькиной судьбы Новокрещенов.

- Да опять... по охранной линии... - туманно пояснил Жмыхов. - Платили хорошо, машину дали, телефон сотовый, спецсредства... Но как вторая война, в Дагестане еще, началась, я места себе не находил. Веришь - телевизор смотреть не мог. Мне кусок в горло не лез. Думаю, пацаны не- обстрелянные там жизни кладут, а я здесь... прохлаждаюсь. Короче говоря, бросил все и туда. А месяца три назад нашу часть вывели, контрактников - по домам. Я опять вроде как не у дел. Решил пока водочки попить, нервную систему подправить. Обосновался у знакомой мадам, пожил сколько-то, потом разлаялся. И пришел позавчера в военкомат - кумекаю про себя: может, в Югославию, в миротворческие части возьмут? А военком, как увидел меня, так сразу - орать. Где ты, говорит, ошиваешься? Тут, кричит, мать твою, тебе куча наград пришла. Три медали - одна за Афганистан еще и орден. Ну, вручили вчера торжественно, даже на телевизор засняли, деньжата кое-какие выплатили, я и гульнул... Но лучше б не награждали! - заявил в сердцах Ванька, хлопнув по сияющей медалями груди, будто комара убил.

- Почему? - изумился Новокрещенов. - Заслужил!

- Да потому, что про судимость дознались, суки, теперь хрен мне, а не Югославия...

Он замолчал, ковырнул из банки золотистую шпротину, пожевал, потом, оттолкнувшись от земли несоразмерно-длинными руками, не иначе как от предков-пахарей унаследованными, вскочил пружинно и заявил:

- Я сейчас, мигом. Тут неподалеку дачи есть, пойду хоть лука зеленого пучок нащиплю. А то лето началось, а я ни перышка не попробовал. То война, то пьянка...

- Брось, - предупредил Новокрещенов. - Садоводы нынче злые, урожай стерегут. И милиция патрулирует. Поймают, хлопот не оберешься!

- Да что им, пучок лука жалко, что ли? Попрошу - небось, не откажут. Ванька скосил глаза на медали и орден, улыбнулся самодовольно. - Что я, блин, зря на фронтах кровь проливал? Как День Победы наступает- ветеранов на руках носят!

- Так то в праздник... - покачал головой Новокрещенов.

Но Жмыхов уже удалялся, хлеща маскировочными штанами по расступающейся перед ним с паническим шелестом траве. Оставшись в одиночестве, Новокрещенов откинулся на спину, сорвал склонившуюся по-свойски над ним ромашку, прикусил стебелек зубами и затих, вслушиваясь в лесной шум и глядя пристально, как плыли в вышине, сменяя торопливо друг друга, набухшие холодной влагой облака, спешили, унося с собой дождь в неведомые дали, равнодушные отчего-то именно к этой, иссохшей в конце июня земле...

Неожиданно он поймал себя на том, что, даже раскинувшись безмятежно, остается внутренне напряженным, пальцы рук стиснуты в кулаки, шея затекла, а судьба выгнутой на неощутимой волне ветерка паутинки тревожит до сердцебиения и холодного пота на лбу - сейчас не выдержит, оторвется и улетит. Кстати, и Ваньки что-то подозрительно долго нет.

- Черт. Вот черт! - выругался, сев на корточки и озираясь кругом, Новокрещенов.