Не верь, не бойся, отпусти!

— Не горбись, Макар, — спокойно заметила бабушка, и мальчик мгновенно выпрямился на стуле, совсем как я когда-то в детстве. — Ты закончил? Нам еще нужно пробежаться по тем романсам, что мы разучивали вчера. Иди к роялю и готовься, я поговорю с Варварой и приду.

Макар отодвинул чашку с блюдцем, аккуратно промокнул губы салфеткой и, отложив ее, вышел из-за стола. Я почему-то почувствовала себя гостьей в этом доме, причем гостьей незваной, и это неприятно царапнуло. Бабушка держалась холодно и отстраненно, как с чужой. Можно подумать, я в чем-то провинилась перед ней…

— Так и будешь молчать?

— Что? — переспросила я и наткнулась на ледяную усмешку:

— Не делай вид, что не услышала. Зачем-то же ты явилась без предупреждения? Не чаю ведь выпить — на тебя это совсем не похоже.

«Почему, ну, почему ты сидишь в позе статуи и усмехаешься с таким презрением? — хотелось крикнуть мне, чтобы хоть как-то достучаться до бабушки, чтобы увидеть хоть какую-то прежнюю эмоцию — из того времени, когда она еще была моей бабушкой. — Разве я виновата в том, что не имею детей? Или — виновата? Или — только я в этом и виновата?»

— Если ты передумала разговаривать, то я вынуждена попросить тебя либо уйти, либо подождать в кухне, пока я закончу разбирать с Макаром программу к концерту, — сухо сказала бабушка, вставая.

Я дернулась, словно получив пощечину:

— Зачем ты так со мной?

— Как?

— Как с чужой. Как будто этот… ребенок тебе ближе, чем я.

— Ты удивишься, но этот, как ты выразилась, ребенок по части душевных качеств даст тебе сто очков вперед, дорогая моя внучка. Он искренний, открытый и добрый.

— А я, значит, фальшивая, скрытная и злая? — усмехнулась я, постукивая ложечкой о чашку. — Вот только возникает вопрос — а кто меня такой вырастил-то?

— Не смей обвинять меня! — чуть повысила голос бабушка. — Я сделала для тебя все, что могла! Я старалась компенсировать тебе практически постоянное отсутствие матери! Боюсь, что это мой комплекс вины за то, что воспитала Валентину эгоистичной и избалованной. Впрочем, тебе мое воспитание, как я вижу, тоже впрок не пошло. Вся в мать.

— В мать? Раньше считалось, что я — копия отец, — усмехнулась я, чувствуя, как дрожит голос.

— При чем тут твой отец? Вы с Виктором вообще не похожи… — и тут она прикрыла рот ладонью, совершенно забыв и о светских манерах, и о ледяном тоне в голосе.

— Что?! — Мне показалось, что в комнате взорвалась граната — так зазвенело в ушах, и даже воздух как будто пошел горячими волнами от окна на меня. — Что ты сказала?! При чем… при чем тут дядя Витя?!

Бабушка, вдруг на глазах постарев, тяжело поднялась из-за стола и, непривычно для нее ссутулившись, пошла к угловой горке, в которой хранились лекарства. Я, стряхнув оторопь, вскочила и метнулась к ней, взяла за локоть и довела до дивана, усадила, подложив подушки, и вернулась к горке. Нашла нитроглицерин и с трудом заставила бабушку сунуть его под язык. Лицо ее казалось восковым, и мне стало страшно, я растерялась и не нашла ничего умнее, чем открыть окно и, свесившись вниз, заорать курившему у машины телохранителю:

— Слава! Слава, поднимитесь сюда, квартира восемнадцать! Скорее, прошу вас!

На мой крик вошел Макар, но я, закрыв собой бабушку, рыкнула:

— Вернись за рояль! — И он послушно ушел, хотя в глазах выразились непонимание и обида.

— Не… не кричи… на него… — выдавила бабушка, и я, сев рядом, погладила ее по руке:

— Сейчас… потерпи…

В дверь позвонили, это пришел Слава, и я вышла, чтобы открыть. Пока телохранитель скидывал ботинки, я сбивчиво объяснила, в чем дело.

— Вызовите «Скорую» на всякий случай, пусть ЭКГ снимут, — распорядился он и прошел в комнату.

Я же, выругав себя за очевидную тупость, позвонила диспетчеру. Когда же вернулась в гостиную, Слава уже уложил бабушку на диван и считал пульс, а та удивленно взирала на него, не в силах вымолвить ни слова.

— Бабушка, это мой телохранитель, — со вздохом объяснила я, — ты не волнуйся, все в порядке, сейчас врач приедет.

Бригада приехала буквально через десять минут, нас попросили выйти в коридор. Пока бабушке снимали ЭКГ и делали внутривенные вливания, мы томились в кухне. Я дико хотела курить, но в квартире бабушки это было строжайше запрещено. Из глубины квартиры доносились звуки рояля, и, прислушавшись, я узнала романс Римского-Корсакова, удивившись, что такой маленький мальчик так чисто исполняет сложную вещь.

— Кто это так играет? — спросил Слава, кивая в сторону двери.

— Ученик, — выдавила я с трудом, — ученик бабушкин. Юное дарование.

— Музыка хорошая, и играет хорошо.

— Да…

В кухню вошел врач, выдал мне листок с рекомендациями и сообщил, что бабушку непременно нужно показать кардиологу и сделать это как можно скорее.

— И поменьше волнений!

— Спасибо, постараемся.

Слава проводил врачей до двери и вышел вместе с ними, чтобы купить лекарства. Я вернулась к бабушке в гостиную.

— Может, тебе лучше в спальню перебраться? — присев на край дивана, спросила я. — Давай я помогу — или Славу дождемся?

Бабушка открыла глаза и проговорила: