— Потом с границы его направили в школу младших командиров, в Ораниенбаум. Это под Ленинградом. Писал о белых ночах. Вот и все, что я о нем знаю. Да, его родители живут в Мацковцах, недалеко отсюда. Навестить бы. — Аркадий вздохнул: — А вообще неловко, у них сын на фронте, а я в тылу, охранник немецкий.
— Не надо, Аркадий, терзать себя. Мы уже говорили об этом… Слушай, ты сказал, что все девчонки были влюблены в Витрука. А Галка не хочет вспоминать о нем почему-то, называет его самовлюбленным мудрецом.
— Ну это она загнула. Заносчивым он никогда не был. Потом, насколько мне помнится, она сама бегала за ним, а ему было до лампочки… Однако мне пора. Они у тебя с какой точностью? — Аркадий кивнул на тикающие ходики.
— Они у нас точные, плюс-минус десять минут…
Вечер был не по-зимнему теплый, пахнущий только что разрезанным арбузом воздух пронизан голубым светом. Недавно выпавший снег манил своей белизной и свежестью. Лариса не утерпела и, зачерпнув комок, бросила его в Аркадия. Но тот не принял игры и даже не обернулся. У калитки сказал:
— Лара, я тебе верю, как себе… Есть у меня задумка. Конечно, не сейчас, потом.
— О чем ты? — Лариса испытывающе посмотрела ему в глаза.
— Уйти в партизаны. Да, да, не удивляйся. Надо искать.
— Потише, пожалуйста, — Лариса приложила палец к губам, — там же улица, за забором могут проходить люди.
Аркадий взял ее за руки и, легонько стиснув, сказал взволнованно:
— Здорово было бы — сколотить группу, взорвать мост и уйти в лес. Не ходить же мне до конца войны в охранниках.
— Ой, Аркаша! — тихо воскликнула Лариса. — Я бы тоже с радостью. Мама уже немного поправилась. Если бы ты только знал, как они все мне осточертели в этой проклятой горуправе.
— Ну что ж, порядок, — засмеялся Аркадий, — желание есть, задержка за малым: найти партизан, установить с ними связь, взорвать мост и унести ноги. Как, попробуем?
Лариса не обратила внимания на его шутку:
— Говорят, все же есть они в Огарьском лесу. Видели их на Ивановских хуторах…
— Ларочка, может быть, попробуешь?
— Что ты имеешь в виду?
— Попытайся найти нужных людей. Побывай как-нибудь в воскресенье на этих хуторах. Предлог можно придумать: менять барахло на продукты, навестить родственников, да мало ли что. Из барахла я мог бы кое-что подбросить.
— Да-да, мало ли что. Легко сказать. Ладно, подумаем, иди, а то опоздаешь.
— Только будь осторожна. За это голову оторвут сразу.
— Буду, — сказала Лариса и чмокнула его в щеку.
Аркадий возвращался к себе в общежитие в приподнятом настроении и даже напевал себе под нос какой-то довоенный мотивчик.
Кто первый сказал, откуда появилась новость, никто не знал. С самого утра в горуправе между писарями, машинистками, курьерами и прочими мелкими служащими ходил слух о парашютистах.
Лариса впервые услышала об этом на лестничной площадке, когда несла бумаги на подпись Канюкову. Здесь обычно собирались курильщики, обсуждались новости. Элка, девица неопределенного возраста, с весьма поношенной физиономией и развязными манерами, дымя папиросой, взахлеб частила:
— Слыхали, девчонки, на днях захватили двух?
— Где?
— Не знаю, где-то за городом, в лесу…
— И что с ними?
— Долго допрашивали. Говорят, страшно били, чуть живыми отвезли в тюрьму…
Весь день Лариса была сама не своя. Парашютисты, почему-то казалось ей, обязательно девушки, все время стояли перед глазами. Вот она видит, как во двор, где находилась полиция, въезжает полицейский фургон и останавливается с тыльной стороны дома, у входа. Из машины выталкивают двух молоденьких девушек, почти подростков. Они оглядываются по сторонам, пытаясь понять, куда попали и что с ними будет дальше. К ним подходят полицаи, толкают в спины прикладами и волокут в подвал…
За время работы в горуправе Лариса многое повидала, а наслышалась еще больше. В полицию круглые сутки привозили в крытых грузовиках и приводили арестованных группами и в одиночку, выводили обратно еле живых, избитых, изуродованных и отправляли в тюрьму или сразу за город, на бывшее стрельбище или в противотанковый ров. Там по ночам трещали автоматные очереди, раздавались стоны и крики о помощи.
Этот день показался таким длинным, что она не могла дождаться конца. Как назло, появилась срочная работа, и пришлось задержаться почти на полтора часа. Но домой ее тоже не очень тянуло. Что там дома? Одно и тоже. Скучная серая жизнь. Ей захотелось пройтись мимо института, просто погулять по улице, подышать воздухом. Снег поскрипывал под ногами, в воздухе плавали снежинки, хотелось поймать их и подержать на ладони. Она медленно шла по знакомой со школьных лет улице, останавливалась у афишных тумб, но не могла сосредоточиться, чтобы вникнуть хоть в одно из многочисленных объявлений и запретов, напечатанных на двух языках.
— Ой, кто это? — Лариса вздрогнула и попыталась освободиться от державших ее сзади за голову чьих-то рук.