— A-а, понял. Да, время. Прошло всего несколько месяцев, а, кажется, годы. Все так изменилось. Что ж мы стоим? Пойдемся ко мне, погреетесь. Я тут недалеко живу, а то, я вижу, вы совсем закоченели в своем пальтишке. — Он взял левой рукой кошелку, и они пошли вдоль улицы. Правый рукав у него все время относило ветром в сторону.
— А вы тут у родных, наверное? — несмело спросила Лариса.
— Нет, я тут учительствую в школе. Пришлось. Кормиться нужно чем-то. Откровенно сказать, какое сейчас учительствование? Слезы. В школе сейчас только начальные классы, а скоро, наверное, вообще закроют. Вот мы и пришли. Только вы уж строго не судите мое одинокое жилище. У меня все тут по-холостяцки.
Комната, которую занимал Павел Данилович при школе, оказалась уютной и, главное для Ларисы, теплой.
— Ну что вы, Павел Данилович, у вас тут такой порядок. А тепленько как! — воскликнула обрадованно Лариса и прислонила руки к печке. — А семья ваша в городе?
— Один я тут, жена с сынишкой эвакуировались. Вы, раздевайтесь. Простите, я не помню вашего имени.
Лариса назвалась.
— Садитесь сюда, Лариса, к печке, отогревайтесь. У меня тепло, дрова есть, а не будет, — нарубим, лес рядом.
Лариса сняла пальто, большой платок и села на предложенный ей стул у печки. Павел Данилович сел у стола. Паузу нарушила Лариса:
— Вы бывали у нас на комсомольских собраниях, выступали.
— Помню. Даже запомнилось ваше одно выступление, когда вы критиковали ректорат института за плохой порядок в студенческом общежитии. Помню вас и по институтской самодеятельности. — Павел Данилович улыбнулся. — У вас кто-нибудь из родственников проживает в этих краях?
— Да… нет… Ходила по хуторам, потом, думаю, дай зайду и в Пески, может, что-нибудь выменяю.
— Да, война, — задумчиво промолвил Павел Данилович. — Добирается она до самых отдаленных уголков. Скоро и в селах будет нечего есть. Оккупанты все забирают под метелку, грабят среди бела дня. — Павел Данилович встал. — Вы, Лариса, грейтесь и рассказывайте о новостях в городе, а я тут этим временем по хозяйству похлопочу. Тоже утром как ушел, так до сих пор не завтракал.
— Обо мне не беспокойтесь, Павел Данилович, я чай пила у тетки.
— Ладно, ладно. Хоть чаем-то я вас должен угостить. — Он лукаво из-под бровей взглянул на нее. — А уж потом поговорим…
Солнце уже склонилось к опушке леса, когда Лариса заторопилась домой. Павел Данилович провожал ее до развилки дорог, что километрах в трех от деревни.
— Смелая вы, Лариса, — сказал он, улыбаясь и пожимая ей руку на прощанье, — одна ходите по деревням в такое время. Не боитесь?
— А что делать, Павел Данилович, бывает страшно, конечно, но если нужно… Нам сейчас просто необходима связь с партизанами, поэтому вот уже третье воскресенье подряд хожу по району.
— Что умеете преодолевать страх, это хорошо, но все же лучше одна не ходите. Ну, в общем договорились. В следующее воскресенье, в десять утра, у развалин кирпичного завода. Там все и решим. Больше ходить никуда не нужно. На всякий случай, для посторонних, я ваш родственник, дальний, но родственник.
— Спасибо, Павел Данилович. Когда я вас увидела, то почему-то сразу подумала, что вы мне поможете. Хотела вас спросить. Конечно, это не мое дело. Вам не опасно оставаться в селе?
— Ничего. Я временно тут. Скоро уйду в другое место. Ну идите, Лариса, а то солнце совсем низко, скоро стемнеет, а путь у вас не так близок.
Возвращаясь домой на этот раз, Лариса, как ей казалось, не шла, а летела. От радости она пела про себя и иногда пускалась бежать вприпрыжку. Путь показался ей уже не таким длинным и утомительным. Она и не заметила, как добралась до города.
4. Об этом никто не должен знать