Не вижу, не слышу, не чувствую боли (СИ)

-Иллуми. Еще раз решишь распустить язык - я тебе его откушу. - Прозвучал впервые мелодичный голос, больше подошедший бы девушке. Старший из сыновей Золдик не знал, зачем он представился этому шуту, но он, в то время, вообще плохо себя контролировал. Это не было похоже на пытки или тренировки. Что-то непривычное в его жизни, выбивающее из колеи. И вместе с тем, из-за чужих действий, с сознания будто спала мутная пелена, лишавшая его мир красок годами. Нет, они не стали друзьями однозначно - Иллуми твердо усвоил уроки семьи, что друзей, у такого как он, быть не может. Но Хисока не скрывал своих намерений и желания сразиться, либо перепихнуться. Первое случалось иногда - когда наглый лис влезал на его территорию, или перебивал заказы, просто уничтожая цель, которую необходимо было убить предельно аккуратно. Да и отрабатывать техники со спарринг партнером, которого не жалко убить, тоже оказалось не плохо. А вот о втором, Хисока мог исключительно мечтать. Подпустить постороннего к телу, было бы слишком безрассудно с его стороны. Но и целенаправленно устранить свидетеля, Золдик тоже не пытался, пусть никогда не жалел рыжего клоуна. Тот дал ему нечто важное своим странным поступком.

Голова Иллуми, после этого инцидента, постепенно наполнилась самыми разными мыслями, ранее подавленными чужим внушением. Он смог критически осмыслить все произошедшее, оценить, что его мать много лет назад обработали точно так же, как его самого. Вот только извлечение из ее головы спицы не дало ничего - мозг оказался изменен безвозвратно. По отношению к женщине, никто не церемонился, так, как например с ним. Инструменты прадеда, оказались почти произведениями искусства - исписанные тем, что Иллуми определил как Нен-руны, это было маленькое заклятье, помещенное в голову реципиента, способное не просто переписать личность, как в случае с Кикье, но и снизить критичность восприятия. Мягко, подчинить себе чужую личность - то, что пытались проделать со старшим сыном Золдиков, или же, вовсе, вложить ложные воспоминания, как он позже узнал - Маха экспериментировал на дворецких, внушая им то, что хотел. Единственный минус состоял в том, что почувствовать на месте спица или нет, прадед не мог - по крайней мере, на расстоянии. Воспользовавшись его отсутствием, Иллуми на свой страх и риск вложил в собственную голову похожую, только не такую длинную, и почти идентичную изъятой - за вычетом рунной вязи.

Он понял что если не хочет полностью стать чужой куклой, то ему придется разобраться с техникой деда до конца - и для того, взял себе почти идентичную. Это отвело чужой взгляд, заставило мужчину снова ощутить насмешку. Никто в семье не догадывался даже, что основатель их клана Манипулятор, а не Усилитель, которым он всегда успешно прикидывался. Это было легче легкого на самом деле, учитывая его мощь, как существа прошедшего часть трансформации в Древнего. Изменение типа Нен у потомков тоже было признаком проклятья - о чем Маха не распространялся вслух. И только старший из выводка, порадовал его тем, что родился с верными генами, возвращающегося наследия - мужчина сразу ощутил это, взяв мальчишку на руки. Еще один, верно подобранный брак, еще одно поколение - и проклятье падет. Пусть его силы не будут разблокированы, но его потомки смогу начать путь трансформации. Мальчишка не знал даже, какая участь ему уготована, однако послушно шел туда, куда его вел прадед.

Иллуми не мог читать чужие мысли, однако ощущал их кожей, продолжая изображать полное беспрекословное подчинение старшему в семье. И он сделал все, чтобы обезопасить младшего брата от поползновений со стороны. По сломанному образцу, и, найденным книгам, рассказывающих о рунах, хотя бы поверхностно, он создал собственную иглу. Крохотную, чуть толще волоса. В нее был заложен приказ не приближаться к опасным противникам и близко. Лишенный из-за проклятия особого зрения характерного Предтечам, Маха не мог увидеть ее в голове правнука. Киллуа был всего год, когда старший брат привычно взял его на руки и осторожно вложил свой приказ в голову ребенка. От боли малыш расплакался, как он сам когда-то.