Не возвращайся

И на своем имени приподнял, перехватывая под ребрами и сильно насадил на себя, сжимая другой рукой мою грудь, потирая напряженный сосок двумя пальцами. От удовольствия закрылись глаза. Кирилл двигался сам все быстрее и быстрее, ударяясь о мои ягодицы, и звук этот был настолько безумно эротичен, что заставлял меня сокращаться вокруг него еще сильнее в надвигающемся оргазме.

Я смотрела на него через зеркало из-под отяжелевших век, жадно впитывая этот дикий образ мужской похоти, по которому так соскучилась – на стиснутые сильные челюсти и упавшую на лоб темную прядь волос, на кожу, блестящую от пота, и пульсирующую на виске жилку. На искаженное, как от боли, лицо. Кирилл качнул бедрами и вошел в меня так глубоко, что я чуть не закричала, и он тут же опять закрыл мне рот ладонью. Не в силах сдерживаться, я уже сама извивалась навстречу, задыхаясь от страсти.

– Ты мне нужен, – захлёбываясь тихими стонами, – ты мне так нужен.

Стонет вместе со мной, уткнувшись лицом мне в затылок, двигаясь резче и сильнее, пока я не замерла на доли секунд, чтобы выгнуться в его руках, содрогаясь в нереально остром оргазме, заходясь в беззвучном крике под его ладонью и чувствуя, как утянула его за собой, как тихо рычит мне в унисон, судорожно толкаясь внутри и изливаясь в меня горячим потоком нашего общего голода.

Потом мы долго мылись в ванной и, как преступники, по одному крались в спальню, стараясь не шуметь и не скрипеть половицами. Этой ночью я впервые крепко уснула. На нем. У него на груди. Как когда-то. Как и всегда раньше. И я была счастлива до безумия. Счастлива тому, что раньше казалось таким обыденным. Счастлива тому, что раньше не ценила, а считала само собой разумеющимся.

ГЛАВА 18

До этого момента я не знал, как отношусь к похоронам, потому что не помнил – бывал ли на них вообще. Конечно, бывал. На похоронах отца так точно. Внутри возникло неприятное тягучее чувство тоски и жалости. Нет, не к покойному, а к его близким. Мертвецам уже все равно. Больно тем, кого они оставили. И я почему-то точно знал, что больно. Даже знал насколько. Где-то в области сердца кольнуло, едва венки увидел и людей в черном. Я даже ощутил, как по коже расползлись мурашки, и появилось предчувствие, что я что-то вспомню прямо сейчас… но оно безвозвратно ускользнуло, оставив вот это тоскливое давящее чувство, которое, судя по всему, люди испытывают на похоронах. Как же нас мало. Я со Снежинкой, Настя – девушка Олега, сиротливо стоящая в стороне и вытирающая слезы тыльной стороной ладони, глядя как закапывают могилу. И пару парней. Вроде в моих магазинах работали, но я их не помнил. Они поздоровались, я кивнул в ответ. Увидел, что общаться они не торопятся. Потом я узнаю, что уволил их перед тем, как выставить магазины на продажу. Логично. Для меня. Но не для людей, оставшихся без работы. Впрочем, меня это мало волновало, как сейчас, так, скорее всего, и тогда. Я уже решил, что магазины продавать не стану, и мне понадобятся работники.

Снежинка впилась мне в локоть пальцами и молчала. А я ощущал щекой ее волосы и думал о том, что это кощунство, но мне сейчас хорошо. Мне до ужаса хорошо стоять с ней рядом даже на кладбище и чувствовать, как она прижимается ко мне всем телом в поисках поддержки.

Мне не особо хотелось портить наше примирение похоронами. Будь моя воля, я бы выпроводил детей в школу и занялся своей женой более тщательно, чем вечером и ночью, когда от голода рвало все планки и хотелось все и сейчас.

Когда проснулся утром, ее уже рядом не было. Подскочил на постели в каком-то идиотском страхе, что она перебралась к себе или уже жалеет обо всем, что произошло между нами, но потом услышал голоса на кухне. Это было непередаваемое чувство внезапно нахлынувшей радости. Какого-то необъяснимого тепла, разливающегося по всему телу. Уюта. Их голоса за стенкой, грохот посуды, легкие перебранки Алисы с Машкой и замечания Жени. Мне нравилось лежать и слушать ее голос. Не звонкий. Не писклявый. А скорее, низкий и переливистый на разные оттенки. Мне хотелось, чтоб она не замолкала, а что-то рассказывала им, а я бы лежал и тащился от этого кайфа, как меломан сходит с ума под любимую музыку.