Не возвращайся

— Что, и развод не имеет значения? Его мы тоже отложим? — я поднялся с пола с трудом, но для Аси продемонстрировал легкость, мне всё еще важно быть для неё сильным, несгибаемым, хотя чертова одышка от простого действия как раз и гнёт меня к полу.

— Конечно же мы отложим развод! Паш, клянусь, я не слышала! — Ася сама мою ладонь сжала, в глаза заглянула. — Если бы я другое сообщение получила, не от этой Тамилы проклятой, если бы не была в тот момент так потеряна — я бы услышала тебя. Но в тот момент… нет, всё же, давай не будем. Это, правда, неважно сейчас: наши проблемы, развод — всё это мы потом обсудим, после. Сейчас важнее лечение. Дети, получается, всё знают, да? И эта Инна — она врач? Лика так сказала — это правда? Расскажи мне всё.

Ася тянет меня в кухню. Я иду за ней, жена по-прежнему меня за руку держит. И я верю ей. Да, вот так: я верю в то, что Ася не услышала мои слова про болезнь. И я почти счастлив сейчас. Меня это добивало — разочарование в самом родном человеке, Асина внезапная жестокость и стервозность, которых в помине не было, её ко мне брезгливость, которую я во взгляде жены видел.

Значит, Тамила написала. Даже гадать долго не нужно, что именно: приукрасила события той ночи в отеле, наплела что не только поцелуй был, но еще и секс, а может и предложение руки и сердца. От неё всего можно ожидать. А Ася поверила, не услышала мои слова, развод потребовала, прогнала.

А сейчас предлагает — а что она предлагает? Побыть рядом, пока я лечусь, отложить развод до ремиссии? Не отменить, не помириться, а просто перенести на более удачное время.

Потому что жалеет меня. Потому что благородная. Усадила меня за стол, активничает, раскраснелась вся, апатии как не бывало, вытряхивает из меня подробности течения моей болезни и лечения.

И я рассказываю. А сам о другом думаю: Ася мне необходима как воздух, но нужна ли мне её поддержка из жалости, чтобы потом развестись? Смогу ли я принимать её заботу, ежесекундно помня, что если болезнь отступит, мы продолжим бракоразводный процесс? Это — отрава хуже химии.

— Ась, и насчет Тамилы, — сказал, понимая, что еще пара минут, и я отключусь, если не лягу в кровать, — что бы она тебе ни говорила — у нас ничего не было. Вернее, поцелуй был. Я в отеле заночевал, она проследила, пришла. Я впустил и поцеловал, было дело. И даже мысль была пойти дальше, — добавил безжалостно, мне сейчас от жены нужна правда, а не иллюзия семьи. — Злился на тебя, думал, раз ты считаешь, что я изменял, то может мне стоит отвечать за то, что я сделал, а не за то, чего не делал. Но дальше поцелуя не зашло.

— Хорошо, но сейчас это не имеет значения.

— Имеет. Потому что я хочу знать вот что: ты планируешь поставить развод на паузу, и пока я лечусь, играть роль моей жены, чтобы если я выкарабкаюсь — снова прогнать меня?

— Я… — Ася остановилась, перестала вышагивать по кухне. Начала говорить и замолчала. — Паш…

— Если это так, то мне не нужны подобные жертвы. Если не веришь, не любишь, не хочешь — честнее развестись. Дружеская поддержка мне от тебя не нужна, её я смогу получить от других. Так что мы делаем дальше, Ася?

Глава 34

Смотрю на мужа, я в недоумении от его слов, но небольшая частичка моей души счастлива: каким Паша был — таким и остался, и никакая болезнь его не изменила. Если бы я, узнав о диагнозе, увидела перед собой совсем другого человека, изменившегося до не узнавания — была бы еще страшнее.

Диагноз…

Теперь я знаю. Не понимаю, как могла не услышать Пашиных слов о раке. И мне очень страшно. Паша приучил меня к мысли, что он не из плоти и крови состоит, а из камня и железа. Всегда я узнавала о любых проблемах, не только его, но и наших общих, уже после, когда они были решены. Нет, конечно, у меня есть глаза, чаще всего я чувствовала напряженность мужа, улавливала его настроение, и задавала вопросы, но в ответ получала стандартное: «Всё хорошо, я сам разберусь», а когда пыталась настаивать, ответы мужа были более грубыми. Как почти весь прошлый год.

— Ася, я жду ответ, — надавил муж голосом.

— Давай поговорим об этом потом.

— Сейчас!

— Паш, ты выглядишь ужасно. Тебе бы отдохнуть, а не отношения выяснять, — взмолилась я, и снова получила привычный ответ — упрямый вид и нахмуренные брови.

Я всплеснула руками. Чёрт.

— Мы либо останавливаем развод и работаем над семьей, и тогда ты принимаешь мою поддержку, либо продолжаем процесс развода, и я — никто?

— Не никто. Ты навсегда останешься матерью наших детей и женщиной, с которой я прожил счастливые годы. Ась, — Паша повёл плечами, поморщился, — я не могу иначе. Любишь, всё еще веришь в нас — оставайся со мной. А если нет — мне не нужно твоё участие из жалости. Смотреть на тебя ежедневно, принимать помощь от тебя, и думать что ты ждёшь либо моего выздоровления, чтобы развестись, наконец, либо смер…

— Не смей так говорить! — перебила я Пашу.

Думала, он раздражение продемонстрирует, Паша терпеть не может, когда его перебивают. А он вдруг улыбнулся, головой едва заметно покачал.

— Иногда ты такой ребёнок.

— Просто не нужно о страшном говорить.