Снова гляжу на стенку со зловещей надписью. Всякий раз, поднимая на нее глаза, надеюсь, что страх мой притупится, но ничуть не бывало. Надпись отвратительна, будто в фильме ужасов, она словно визжит в ушах, и кажется, что у меня сейчас лопнут нервы. Да-да, теперь понятно, почему дочери позарез нужно понять, осмыслить все, что происходит вокруг, теперь я знаю, что сама не успокоюсь, пока не пойму, что все это значит.
– Как вы думаете, это имеет отношение к тому, что случилось с Робби? – спрашиваю я.
– Очень вероятно.
Интересно, способна ли на это Тесс Уильямсон? Хватило бы ей духу проникнуть в дом, задобрить собаку и написать на стене это мерзкое слово? Нет, пожалуй, на нее не похоже, слишком она проста для таких изощренных хитростей. Впрочем, откуда мне знать? Я видела ее всего пять минут.
– Как по-вашему, Тесс Уильямсон могла это сделать?
– Проверим ее алиби на сегодняшний вечер, попросим добровольно оставить отпечатки пальцев, но чутье подсказывает, что ее родителям это не понравится. Когда мы в первый раз допрашивали ее, папаша привел адвоката, и тот присутствовал от начала и до конца.
– А разве сам факт уже не говорит о том, что она виновата?
– Нет, не думаю. Полиции многие не вполне доверяют.
– Но я на сто процентов уверена, что Робби никого не убивал.
– Конечно, – соглашается он. – Но нам, возможно, стоит прощупать не только друзей Робби. Надо раскинуть сеть пошире. Может, это проделки пациента Фила?
– Хотите сказать, какого-нибудь психа?
– Ну да.
Хм, в этом что-то есть. Психиатры общаются с людьми, неадекватно воспринимающими окружающее, реальность видится им не так, как всем остальным.
– А мог это сделать человек, который хочет отомстить Филу? Считает, что лечение убило его как личность?
– Все может быть, – пожимает О’Рейли плечами.
– Но Фил никогда не жил в этом доме. Мы с детьми переехали полгода назад, и злоумышленник не может не знать этого.
– Верно, – кивает он. – А вы все двери запирали перед уходом?
– Да.
– Странно. Нет никаких признаков взлома.
– Я отчетливо помню, что сама проверяла. Все двери были заперты. И окна все были закрыты, кроме маленьких на самом верху.
В гостиную входит Робби и с ним полицейский.
– У меня в спальне все как было. – Робби успел переодеться, и на нем снова джинсы и толстовка с капюшоном. – Гитара на месте, компьютер с айподом тоже.
– А мы рассуждаем, как преступник мог проникнуть в дом, – говорю я. – Все двери были заперты, и все окна внизу закрыты.
– Ну да, – подтверждает Робби.
– Ключ от черного входа я всегда оставляю в замке внутри, – объясняю я, а потом рассказываю, что Бенсона мы нашли в сарае. – Следовательно, преступник открыл дверь в сад этим ключом.
– Хорошо, – говорит О’Рейли. – Надо снять с него отпечатки пальцев.
– А ключи от парадного входа были у меня.
– Под половиком или под цветочным горшком не оставляете?
– Нет. У каждого есть свой ключ, и мы всегда берем их с собой. – Вдруг чувствую, что Робби рядом со мной как-то странно мнется. – В чем дело, Робби?
– Ммм… – Он явно смущен, теребит мочку уха и делает виноватое лицо. – Понимаешь, мам, я сразу хотел тебе сказать, но потом все время забывал. Кажется, я потерял ключ… Как раз в тот вечер, когда мне подмешали наркотики.
– Что значит «кажется»?
– Просто я с тех пор его не видел. Думал, может, куда-нибудь за диван завалился или еще что…
– А как же ты дверь открывал?
– Взял запасной из ящика в кухонном шкафу.
– Робби! Простите, – бросаю быстрый взгляд на инспектора и снова перевожу на сына. – Все это потому, что ты не принимаешь ничего всерьез.
– Я виноват. Прости меня, пожалуйста.
– Что значит «прости»? При чем здесь, черт возьми, «прости»?! – Я вкладываю в крик все свои страхи, все свое отчаяние. – Полиция с ног сбилась, делает все возможное…
Он опускает глаза, что-то бормочет. Открываю рот, чтобы еще добавить, но меня опережает О’Рейли.
– Что ж, теперь многое становится ясно, – сухо произносит он. – Преступления явно связаны. – Он садится на краешек дивана. – Надо срочно сменить все замки. Я знаю слесаря, который делает это быстро. Хотите, прямо сейчас ему позвоню?
– Да, конечно!
– Вряд ли преступник вернется, – добавляет он. – Но считаю, переночевать вам надо где-нибудь в другом месте, на всякий случай.
– Лейла пустит нас к себе, – машинально произношу я и гляжу на часы.
Господи, уже почти утро, а у нее сегодня, в субботу, свадьба, двоюродная сестра выходит замуж. Надо и родителям помочь, и с четырьмя детьми справиться, да еще с мужем. Ей только нас троих не хватало. Мне отчаянно хочется быть рядом с верной подругой, но ничего не поделаешь.
– Вообще-то, нет, – исправляюсь я, – так не пойдет. Ночь на дворе.
Спешно перебираю в уме варианты. Позвонить Филу, попросить приютить детей до утра? Но я не хочу с ними расставаться, а кроме того, наверняка он найдет повод оставить их у себя подольше.
– Можно пойти в гостиницу. – Я обнимаю Лорен, успевшую подойти к нам. Она тоже переоделась, на ней снова джинсы. – Побалуем себя немножко, продлим прекрасный вечер.