Не возжелай мне зла

Где-то часов в пять мне позвонили и сказали, что из другой больницы к нам переводят женщину. Врач сообщила немного, только то, что ее зовут Сэнди Стюарт, что у нее повысилось внутричерепное давление, двигательные реакции нарушены, мучают страшные головные боли и постоянная рвота.

– Да, чуть не забыла, она беременна. Тридцать две недели.

Я позвонила дежурному ординатору. Оказалось, он ушел домой с сильной простудой. Позвонила ему домой.

– Зарегистрируй ее, – попросил он, немилосердно хрипя в трубку. – Завтра на обходе ее осмотрят.

Значит, принимать больную выпало мне, самой молодой из всего врачебного персонала. Я пошла к лифту, встала у двери и прислушалась. Где-то внизу лязгнула дверь, лифт со скрипом поехал вверх, на наш этаж. Сэнди Стюарт лежала на каталке, с одной стороны стоял врач «скорой», а с другой – ее муж. Она была совсем маленькая, я бы подумала, что передо мной девочка, если бы не огромный, выдающийся под простыней живот. От постоянного недосыпания под глазами у нее были черные круги. Волосы белокурые, немытые, судя по всему, их давно не касалась расческа. Видно было, что в последние несколько недель у нее не хватало ни времени, ни сил заниматься собой, но она улыбалась.

– Меня зовут доктор Нотон, – сказала я и протянула руку, и она обеими руками вцепилась в меня. – А вас, наверное, Сэнди.

Мы с сестрой уложили ее в кровать в отдельной палате.

– Я так рада, что наконец есть диагноз, – щебетала она. – Меня непрерывно рвет, а все кругом говорят, ничего страшного, это обычная утренняя тошнота. Но я-то знаю: тут что-то не так, мой ребенок не мог со мной такого сделать. – Она погладила свой живот. – А еще страшно болит голова.

Мне стало стыдно за все свои жалобы. Я всего лишь беременна. А у этой Сэнди Стюарт в черепе опухоль размером с теннисный мячик, она давит на мозг, искажает его строение, мешает его работе. Прогноз малоутешительный. Опухоль быстро растет, пространство, которое она занимает, уже огромно, процесс достиг критической точки. В понедельник профессор Фиггис просмотрел снимки и сказал, что осталось два варианта: оставить опухоль в покое либо немедленно оперировать. В любом случае долго она не проживет, но операция может дать ей лишних полгода или даже год.

– Я хочу увидеть моего ребенка. Больше мне ничего не надо, – улыбнулась она. – Ведь это такое чудо, это удивительно, правда?

Профессор Фиггис сообщил ей, что акушерка предложила рожать на тридцать четвертой неделе, таким образом мы достигли бы компромисса. Сэнди останется у нас в отделении на две недели, ей будут поддерживать жидкостный баланс, давать противорвотное, и она сможет рожать. Она подержит ребенка на руках и перед операцией несколько дней проведет с ним.

Во вторник нам, как всегда, не хватало персонала. Врач-ординатор еще болел, профессор Фиггис уехал в Глазго читать лекции. Одно это было нехорошо, а тут еще затемпературил ординатор в соседнем отделении, и мне пришлось взять на себя и его обязанности. Я понимала: придется бегать туда-сюда в постоянном цейтноте. Однако, когда я заглянула в палату Сэнди, чтобы взять кровь на анализ, ей вдруг захотелось со мной поболтать.

– Простите за любопытство… Но вы ведь тоже беременны?

– Да. Пять месяцев, – ответила я, наматывая ей на предплечье жгут. – Еще не так долго.

– И у вас это будет первый?

– Да.

– Вы уже приготовили для него комнату?

– Еще нет… Но золовка вяжет всякие вещи, – ответила я, нащупывая вену. – Приданого хватит на пятерых.

Сэнди принялась увлеченно рассказывать, что приготовила она. Комнату она обставила еще несколько месяцев назад, покрасила стены в светло-розовый цвет, убрала их картинками, которые могут быть ребенку интересны, понавесила всякие разноцветные штуки, запаслась памперсами, приготовила пеленальный столик и много всего другого, что может пригодиться для ухода за новорожденным.

– У нас с мужем десять лет не получалось, никак не могла забеременеть, уж как мы старались, и вот наконец, – говорила она, излучая такую радость, что в палате становилось светлей, словно в окнах сияло солнышко.

– А вы знаете, кто будет, мальчик или девочка? – спросила я, когда четыре пробирки на подносе наполнились кровью.

– Нет еще. Нам хочется, чтобы был сюрприз. Но я все равно часто представляю, какой он, на кого похож. – Она смущенно засмеялась. – Мне кажется, у него веселенькие глазки, милый носик и полные щечки с ямочками. И он будет всегда улыбаться. – Она снова засмеялась. – Тревор говорит, что груднички красивыми не бывают. Сморщенные, с родимыми пятнами – и всю дорогу кричат не переставая. Но мне, честное слово, все равно, пусть кричит, ведь я знаю, что у меня ничего лучше в жизни не будет. – Она откинулась на подушки и мечтательно уставилась в потолок. – Если родится мальчик, назовем его Майклом, а если девочка – Кирсти. – Сэнди удовлетворенно вздохнула. – Наш ребеночек. Представляете?

– Честно говоря, не очень, – улыбнулась я. – Пытаюсь, но не получается.