Не время для человечности

Что обычно делают люди, когда им невыносимо нужно высказаться, но не хватает слов, когда то, что они хотят сказать, лежит за чертой связной речи, этих бесполезных слов и предложений, в которые они составлены? Я лежу на полу и не понимаю, что забыл здесь. У меня в голове много мыслей, которые я привык считать своими, каждый день я просыпаюсь и делаю что-то, что, как мне кажется, мне нужно. Время идет. Стрелки часов совершают обход за обходом, и им уже давно не встречалось на периферии времени что-то такое, что могло бы остановить или замедлить их ход. Знаешь, что такое уроборос? Это свернувшийся кольцом змей, кусающий себя за хвост – буквально пожирающий себя, символ бесконечности и саморазрушения, непрерывного хода времени и цикличности. Интересно, что чувствует уроборос. Возможно, мы с ним в чем-то похожи – я не могу перестать разрушать себя и иногда мне кажется, что я бесконечно падаю в бездну. Я буду продолжать говорить с тобой, потому что, если верить этим важным птицам, не все еще потеряно. Если все так, как я думаю – значит, никто никогда не умирает по-настоящему. Но главный вопрос остается открытым – как нам всем стать счастливее? Заработать больше денег? Реализовать, наконец, мечты родителей, которые пытаются прожить жизнь через нас? Съездить, блядь, на море? Научиться чему-то новому? Выплатить все долги перед людьми, страной, обществом, еще черт знает кем? Продолжать ждать очередной влюбленности, надеясь, что нас сделают счастливыми другие люди? Много отдыхать, заниматься физическими активностями, беспробудно пить, употреблять вещества? Высыпаться? Найти себе сраное хобби? Улучшить свои тела? Искать удовольствия от медиа-контента? Больше общаться с людьми? Завести домашнее животное? Выражать себя через творчество – неумело, глупо, постыдно, безыдейно? Ломать парадигму мира постмодерна, вернуться к “искренности”? Бросить вредные привычки? Выхолостить свое нутро в офисных буднях? Питаться здоровой пищей? Когда тип из подворотни спросил меня, как бы я изменил мир, я не смог найти ответ. И ответа все еще нет. Пока не попробуешь – не понятно, сработает ли. Но сколь многое нужно попробовать, чтобы иметь право сказать “идите нахуй, все это не работает, а вы все врете – иногда ничего нельзя изменить к лучшему”? А если ты задумал перемены не в своей жизни, если играешь по-крупному, если на тебе ответственность за буквально всех и вся? Как осмыслить это, как заставить себя снова воспринимать все всерьез? Ведь когда знаешь, что реальность не совсем реальна, но при этом что угодно в ней возможно, куда-то пропадает искра – забавная ирония, ведь именно этого я и хотел так долго. Или пока просто не привык. Или я малодушен и боюсь, что этот костюм далеко не на меня.

И все же… Разве не все мы делаем то, во что верим? Вся наша жизнь основана на вере во что-то. Наши знания – это наше убеждение в том, что мы что-то знаем. Наша мораль – это наша вера в то, что что-то правильно. Наше “правильно” строится на уверенности, что так будет лучше. И где же прочертить ту границу, после которой личная ответственность переходит в ответственность за остальных, после которой последствия касаются не только нас самих? Любое наше действие или слово влияют на мир, и если нам кажется, будто что-то незначительно, если мы не можем отследить все последствия в дальней перспективе – это еще не значит, что все на самом деле не так. Я знаю, во что я верю. Мне кажется, что так будет правильно. Это единственный выход, который я вижу, и я готов рискнуть всем и взять на себя всю ответственность. Потому что после того, как все случится, меня в привычном смысле уже не будет, и мы все разделим это чувство, мы разделим победу или поражение – главное, что вместе.

Где-то недалеко от меня раздался звон. Так звучит связка ключей, на которой кто-то ищет нужный – ключ от камеры, в которой я лежу на полу и пытаюсь осмыслить все на свете. Как это воспринимать? Как новый виток этого бесконечного онейроида, как метафору, или просто как факт, что я выйду из камеры и смогу пойти в какое-нибудь другое место, например – в то, где я все смогу исправить? Пока я думал, один из них – здоровяк, которого называли Филином – подошел к двери, отпер ее и понуро взглянул на меня сверху вниз. Впрочем, он всегда выглядел понуро – возможно, это было какой-то проблемой с лицевым нервом, из-за которой правая часть его лица всегда имела разочарованно-скептическое выражение. Меня все никак не покидало ощущение, что я уже где-то видел этого человека, который достал из наплечной сумки пистолет и теперь протягивал его мне.

– Ну все, собирайся. Мы изолировали пространство, так что можно начинать операцию.

Мне два раза повторять не надо – ну, если я услышал все с первого. Взяв ствол, я вышел за дверь и огляделся. Длинный коридор, куча дверей. Хм, вроде бы снова что-то знакомое.

– И где вход?

Филин молча показал пальцем в конец коридора, где виднелась маленькая деревянная дверь с ручкой-кольцом.

– И что случится после того, как я войду туда? Что я там увижу?