Не время для человечности

– Неа, вчера ничего не снилось, так меня этот подлый дашнак загонял, чтоб его гобоем в глазницу… В общем, этот с позавчера на вчера.

– Оки-доки. Я – воплощение внимания.

– Снилось примерно вот что: я снова летаю от дома к дому, от окна к окну. На улице зима, все в гирляндах и елках – короче, то ли Рождество, то ли Новый Год неумолимо приближаются, и люди ходят все такие праздничные, разодетые, расфуфыренные – аж смотреть приятно. Помню и несколько неприятных сцен – то муж на жену орет, то мать ребенка по заднице колотит, то вообще хрен просечешь очередную дивную схему сбоя проводки их отношений. А я – уверенный, что это мое дело, будто на мне красный халат и шапка, и борода лет пять пропускает свидания с бритвой – взмахиваю рукой, и у них все налаживается прямо-таки волшебным образом, без какой-то там вендетты или восстановления поруганной справедливости, просто все мирятся и радуются, и я лечу себе такой дальше, и уже скоро лопну, так меня распирает от гордости.

Сказав это, он на пару минут замолчал. Линда терпеливо ждала продолжения, но все же решила проверить, не заснул ли он. Иногда рассказы о снах действовали на него убаюкивающе.

– Ви?

– Я тут, малышка. Просто формулировал. И вот, лечу я дальше, и в какой-то момент вижу в окне того странного паренька, про которого я уже пару раз рассказывал.

– Который худой и седой? У него еще вроде что-то с мимикой было…

– Ага, он самый. Сидит на кровати с ногами, лицом к стене, а плечи так колотятся, что смотреть страшно – даже во сне, вообрази себе такую сценку. Ну и я хочу своим непринужденным жестом волшебника поневоле разом освободить пацана от всей херни, что у него на душе творится. И как только я взмахиваю рукой… Дальше странно. Словно рядом с ним появляется мужик в рубашке с блокнотиком в руке, и машет мне этим блокнотиком, а другой рукой поворачивает голову пацана на сто восемьдесят градусов, и я вижу стремные, мертвые глаза, как у белой акулы. И тут меня как будто затягивает в один его глаз и вытаскивает через другой, и, пока я в каком-то смысле у него в голове, я вижу его в каком-то другом месте и другом облике, но все равно знаю, что это он, и он ходит среди людей, запихивая их в портфель, и они вылетают из портфеля, но уже мертвые, и танцуют вокруг него в небе, водят просто невообразимых размеров хоровод. Хоровод мертвых. Последнее, что я там вижу – как он срывает какого-то чела с потолка, будто тот там висел, как игрушка на елке, и тянет его в свой портфель. И тут меня, как я уже упоминал, вытягивает из головы пацана через второй глаз, мужик за окном выбрасывает в мою сторону кулак, и меня уносит от этого окна, и затем выкидывает из самого сна.

– Фига себе. Блин, с малым как-то прям мрачно, а? Может, попробуешь осознаться в следующий раз и помочь ему?

– А я так и сделал. Еще не совсем проснулся, и почему-то мне спросонья показалось, что очень важно спасти пацана, или того чела, которого он у себя в голове сорвал с потолка, в общем – есть ярко выраженная необходимость переигровочки ситуации, а время как будто на исходе, словно мой сон продолжается без меня. Я сразу же снова отрубился и вернулся туда – как раз в тот момент, когда мужик выбросил кулак. Как-то увернулся и ткнул в него двумя пальцами в ответ – и он исчез, представь себе. Потом я потянулся к малому и как бы увидел, что у себя в голове он уже засунул чела с потолка в портфель. И тогда…

– Ну, Ви! Что случилось дальше?

– Ты неправильно истолковала паузу, кроха. Это не интрига, я просто не знаю наверняка.

– Это как? Ты же говорил, что научился записывать все детали сна, от начала до конца. А тут забыл, ну как так-то?

Ви усмехнулся и легонько щелкнул Линду по носу.

– Ничего я не забыл. Что-то случилось в конце сна, я проснулся, как обычно сразу взял тетрадь и все схематично записал, а пока писал – машинально достал сигарету и вышел покурить на балкон.

– Только не говори, что Марл проснулся и сбил тебя с мысли.

– Не, немного страннее. Сел я, стало быть, в кресло, закурил, дописал вплоть до финала сна.

– Таааак, и?

– И поднял голову вверх – посмотреть, что это мне капнуло на макушку. Ты помнишь, как вчера утром шел дождь?

– Ну как шел. Я вынесла простыню на балкон, повесила сушиться, отошла на минуту. Возвращаюсь, чтобы еще наволочку повесить, а простыня в каплях от дождя.

– Угу. И на небе ни одного гребаного облачка. Чудно, да?

– Только не говори, что дождь…

– Мне очень жаль, миледи. Я смотрел в небо секунд десять, пытался понять, все ли у меня в порядке со зрением, а когда решил, что подумаю об этом из комнаты, и глянул на тетрадь – на месте половины последней строчки было размазанное пятно чернил, туда с края крыши струйкой вода натекла. Вот же тупое невезение, а?

– Звучит или как самая неправдоподобная отмазка в мире, или как самое нелепое невезение в мире.

– А теперь подумай и реши, мог ли я позволить себе осквернить репутацию своего воображения перед лицом дамы сердца подобными низкопробными отмазками?

– Вот же нелепое невезение. Ну и пока ты смотрел на небо, напрочь забыл сон?