Не время для нежности

— С глазом не жаль расставаться было? А то ведь можно и второй невзначай потерять… — сказала Юстина, скептически осматривая забор. Там пики были установлены не так часто, как на воротах, но из прорех между ними выглядывала колючая проволока. Если взять разбег и опереться ногой вот сюда, а другой оттолкнуться от основания, то она могла бы попробовать перескочить преграду… Только заниматься руко и ногомашеством не входило в ее планы. Не для того Мама посылала избранную дочь, чтобы она свободно, средь бела дня, демонстрировала запретное искусство.

— Шел бы ты отсюда, парень, коль здоровье дорого, — посоветовали со стороны двора. — Пока я добр, да еще прошу по-хорошему… — голос одноглазого заметно почерствел. Попала в точку — задело его упоминание об уродстве. — Тебе, шалопай, два раза повторять надо? Бегаешь-то хорошо? А то моя свора изголодалась уже… — натужно рассмеялись из-за воротины.

Короткая прическа и привычка к мужским нарядам вновь сыграли с Юстиной злую шутку: ее нередко путали с молодыми парнями.

Быстро глянув по сторонам, не идет ли случайный прохожий, девушка склонила на бок голову:

— Жалкая ночная тварь, — сказала она беззлобно. — Да ты хуже двухвостки. Только и можешь, что из укрытия жалить, да ядом истекать.

— Хо-хо! Норовистый, как погляжу, — выдохнул привратник, искренне и немного удивленно — ничем его не проймешь… — Подался ближе. — Да я тебя лично на кусочки разделывать бу…

Попытался отпрянуть, когда девушка без замаха сунула руку в смотровое окно. Скрипнула белая блуза, разрываясь о зазубренную медную окантовку. Удар кулака пришелся в переносицу. Одноглазый охнул, потерял равновесие.

Ухватив его за грудки, Юстина уперла ногу в иссеченное песком дерево и коротко дернула на себя.

Ворота содрогнулись от глухого удара. Взлетела потревоженная пичуга. Крякнув, человек обмяк в руке и сполз по воротине наземь.

Сделав шаг назад — разодранный рукав остался на той стороне, Юстина стала разминать кисть. Потом обратила внимание на блузу: нежная ткань порвалась, неприлично обнажив часть плеча и шеи. Постаралась приладить лоскут на место, но тот спадал от малейшего движения.

Маневр, конечно, рискованный. Если бы там стоял еще один, с мечом наголо, не видать бы ей больше руки по самый локоть. Но ее ждали — не знали только кто конкретно пожалует, и не стали бы рубить руки первому встречному. На это и был расчет.

Бросив бесплодные попытки привести себя в порядок, она стала ждать реакции. За стеной встревоженно перекликались, слышалась неразборчивая ругань и возня. Кого-то тащили прочь от ворот. Потом подошли к окну. Мельком глянув наружу, принялись отпирать засовы.

За раскрытыми створками ее встретил десяток воинов в доспехах желтой кожи. Оружие, что примечательно, из ножен не вынимали, но были настороже. Во главе стоял темнокожий. Из снаряжения на нем только легкая и гибкая кираса из чешуек молодого броненосца, их добывали с риском для жизни в Железном лесу. Такая защита хороша против ударов по касательной, может выдержать и прямое попадание стрелы на излете, но абсолютно бессильна против копий и прямых рубящих среднего бойца.

Выходит, этот воин в бою больше полагался на скорость реакции, ловкость и гибкость. И, раз до сих пор жив-здоров, выбор его был верен.

Своры псов, о которой упоминал привратник, конечно же нигде не было. Если и имелись какие дворняги, то появляться на солнцепеке они явно не собирались. Их берегли для ночной прохлады, когда периметр владения потонет в непроглядной мгле.

— Эбберг, — гортанно пролаял чернокожий и с достоинством поклонился. — Юстина? Мы оповещены о приходе дочери Тысячеглавой. Прошу быть доброй гостьей в доме Хозяина и не принимать неподобающую встречу, как личное оскорбление.

Девушка вошла во двор. Солдаты, косясь на полуобнаженную грудь, раздались в стороны, пропуская ее. Начальник охраны — кажется, его звали Арно — замер, не поднимая головы. Кожа на его бритом затылке лоснилась от пота.

— Вы сумели меня удивить и развеселить шуткой, — сказала она.

Отыскала глазами одноглазого: он сидел на куче песка, привалившись спиной к забору, и размазывал по лицу сочащуюся из носа кровь. На рубашке расплывались темные пятна.

Хотела было пойти в дом, но тот поспешно встал. Подобрал что-то и шаркающей походкой направился к девушке.

— Гунар, не беспокой госпожу, — прикрикнул на него Арно.

— Кажется, обронили, — улыбнулся Гунар, во рту его зияли бреши. Подал клочок испачканной красным ткани.

— Вы слишком добры, но не стоит… — Юстина прикрыла оголенное плечо рукой, они встретились взглядами. В единственном зрачке не было ни угрозы, ни злости. Лишь равнодушная тьма плавала на дне.

Арно подал девушке холщовую накидку, принесенную мальчишкой из чулана.

— Идемте, — требовательно сказал он. — Хозяин ждет вашего прихода с раннего утра.

Накинув грубое полотно на плечи, Юстина проследовала к дому. Южанин бросил Гунару несколько фраз, из которых стало ясно, что тому предстоит серьезный разговор, а после догнал ее в прихожей.

— Вы должны простить старика, — сказал Арно, когда стали подниматься по лестнице.