Солдат насторожился. “Вы иностранка?” - спросил он.
“Я уже двадцать три года живу в Германии, у меня немецкое гражданство. Наш дом примерно час назад разбомбило”. “Ваши документы!”
Кажется, мы попались. Меня охватила дрожь. Убежать? Или притвориться непонимающим простачком? А может, упасть, будто потерял сознание? Я взглянул на мать. Она незаметно покачала головой - стой на месте, спокойнее. Что это означало?
“Почему она так спокойна?” - думал я. Людмила тем временем достала из сумки паспорт.
Солдат внимательно проверил паспорт и вернул владелице. “А вы”, - повернулся он к матери, - “ваш дом тоже разбомбило?”
“Мы живем в одном доме”. Мать поставила свой портфель на тротуар, порылась в кармане пальто и спросила Дмитриеву: “Нет ли у тебя случайно ключа от моего портфеля?”
“Откуда у меня твой ключ?” - ответила Дмитриева. - “Дай-ка я еще разок проверю!”
Она не торопясь обшарила карманы маминого пальто. Эта сцена была похожа на цирковое представление - однажды в цирке я видел, как клоун проделывал нечто подобное. Интересно, что они обе задумали? Всем своим видом мать показывала, как ее волнует отсутствие ключа. “Его здесь нет!” - трагическим шепотом сказала она.
Дмитриева села на край тротуара, широко расставив ноги. Медленным, элегантным движением она сняла туфли, и перевернув, легонько потрясла их.
Мать с беспомощным видом ходила вокруг нее. Я подумал - сейчас она заплачет. Ее лицо исказила бессмысленная ухмылка. Оба “цепных пса” тоже ухмылялись.
Дмитриева, видимо, почувствовала растерянность матери. Внезапно она вскочила, в руке у нее был маленький ключик. “Вот он, нашла!” - закричала она. “Вот он!” - повторила она неожиданно высоким голосом.
Она стояла, с неизменной сигаретой во рту, высоко подняв руку, в которой был зажат ключ. В ее позе было что-то комическое. Я громко засмеялся. Следом за мной истерически засмеялась мать. Оба солдата тоже начали смеяться. Засмеялась и Дмитриева.
Наконец, прекратив смеяться, она отдала матери ключ и сказала: “Ну, открой портфель, покажи свои документы, а я позвоню еще раз - может, откроют”.
Мать наклонилась над портфелем. Я оцепенел от страха. Что делать? Отвлечь внимание “цепных псов”? Снова затеять какую-нибудь клоунаду?
До сих пор молчавший второй солдат обратился к матери: “Ладно-ладно, оставьте, мы вам верим. Так где вас разбомбило?”
“На Гекторштрассе”, - ответила мать.
“Да, эту улицу бомбили основательно. Не открывают?” - спросил он у Дмитриевой. - “Не трудитесь - палец сломаете. Идемте, тут недалеко наша машина. Мы собираем всех, кто потерял жилье”.
“Куда вы нас отвезете?” - спросила мать.
“На Лехнинерплац. Там собирают всех, кто пострадал во время бомбежки. Вы сможете там получить еду и переночевать. А завтра отправитесь к родственникам, или, может быть, вам предоставят другое жилье”.
Когда мы были уже в машине, один из солдат спросил Дмитриеву - не работала ли она в цирке.
“Да, раньше работала. Но теперь я на пенсии”, - ухмыльнулась она и посмотрела на меня. Ее ответ развеселил меня. Я засмеялся.
На Лехнинерплац для пострадавших от бомбежек освободили здание кинотеатра. Выстояв очередь, мы получили стакан горячей воды.
“Вот так супчик!” - ухмыльнулась Людмила. И прошептала: “Хорошо бы к этому немного водки”.
Однако матери было не до шуток. “Что же нам дальше делать?” - спросила она тихо. “Исчезнуть. Вы же сможете это сделать”, - улыбнулась Дмитриева. Она держалась так, как будто ей никакого дела до нас не было, как будто она хотела сказать: “Я сделала для вас достаточно. Теперь действуйте самостоятельно”.
Я был потрясен. Всем своим видом Дмитриева показывала, что не хочет больше с нами знаться. Она повернулась к нам спиной. От нее так и веяло холодом и отчужденностью.
Мы с матерью переглянулись. “Черт побери”, - подумал я. - “А мама считает эту женщину своей подругой!” Мы к этому времени еще не успели зарегистрироваться, и поэтому к нам быстро подошла полная женщина в сестринской форме и прижала меня к себе. “Ты что, один здесь?”
“Это мой сын”, - сказала мать, потянув меня в сторону.
“Детей здесь обслуживают отдельно. Ему не нужно стоять в очереди. Сейчас мальчик пойдет со мной. А когда он проснется, вы получите его обратно. Но сначала вам и вашему сыну нужно зарегистрироваться”.
Она смеялась и подталкивала меня вперед. Я оглянулся на мать - она успокаивающе помахала мне.
А потом я увидел Людмилу. Я проходил мимо нее, и она смотрела на меня. “Спокойной ночи”, - вежливо сказал я.
“Кто это?” - спросила сестра.
“Подруга моей мамы”, - ответил я.
“Ее дом тоже разбомбило?”
“Мы жили в одном доме”
“Ну хорошо. Завтра утром вы все увидитесь снова”.
Она вела меня к дверям мимо стоящих в очереди людей, мимо стола, у которого такие же сестры разливали суп. Поодаль от стола стояли мужчины в форме вермахта и несколько мужчин в пальто. Взгляд у них был такой же равнодушный, как у Дмитриевой. Казалось, их ничто не интересует. Но у меня было ощущение, что они очень внимательно наблюдают за нами.
“Когда я вырасту, я тоже стану эсэсовцем”, - кивнул я на стоящих позади стола людей.