Не все были убийцами

Между тем совсем рассвело. Кое-где в саду деревья еще тлели, но при дневном свете это уже не так бросалось в глаза.

Мы принялись выносить из подвала пакеты с мукой и сахаром и бутылки с вином. Вынесенные вещи мы передавали матери, которая все аккуратно складывала.

Рольф принес из подвала какой-то ящик. “Папин неприкосновенный запас - краковская колбаса”, - показал он мне его содержимое. - “Ужас какой тяжелый ящик! Этим ящиком можно кого-нибудь прикончить!”

Неожиданно раздался страшный грохот - одна из стен дома на наших глазах развалилась на куски. Затем появился Редлих, окутанный облаком пыли. Из-под обломков он выкопал матрац. “Здесь должны быть еще. Надо посмотреть, не провалились ли они вниз”.

“Тебе что, жить надоело?” - закричал Рольф. Он подхватил у отца матрац и отнес его в безопасное место.

“Если мы найдем остальные матрацы, можно будет устроиться в гараже и обойтись без посторонней помощи”.

“Ты больше не пойдешь в дом”, - сказал Рольф.

“Я должен снова пойти туда - не можем же мы вчетвером спать на одном матраце!”

Наконец мы извлекли из-под обломков матрацы и даже одеяла. С ног до головы мы были покрыты известковой пылью и походили на мучных червей.

“Сначала нужно все как следует почистить”, - сказала мать.

Потом мы сидели на разложенных матрацах. Старым складным ножом Редлих нарезал колбасу и разделил ее между нами. “Завтра гараж будет выглядеть уютнее. Я налажу старую спиртовку, и можно будет готовить хоть какую-то еду”.

“Это уж моя забота”, - пробормотала мать. На кончике ножа Редлих протянул ей кусок колбасы.

Мы проспали целый день, и если бы нас не разбудил пожарник, мы бы, наверное, даже от звука воздушной тревоги не проснулись.

“Вам уже давно следует находиться в бомбоубежище. Янки опять на подлете”.

“Никуда мы больше не пойдем”, - отрезал Редлих.

Пожарник огляделся. “Уютно устроились! Ну что ж, смотрите сами! Вы рискуете. Не зажигайте света! Даже карманный фонарь зажигать не советую. И окно у вас в гараже не затемнено”.

“Ладно, сделаем”.

“Не знаете, кто еще поблизости спрятался подобным образом?”

“Мы вовсе не спрятались. Вон, видите развалины? Это наш дом!” Рольф, в перепачканной известковой пылью униформе, выпрямившись, стоял перед пожарником.

“Я только хочу знать - может, еще кого-то поблизости разбомбило, и они тоже не хотят в бомбоубежище?”

“Вы сами должны таких людей разыскивать”, - сказал Редлих.

“Ну что ж, будьте здоровы. Хайль Гитлер! Желаю вам приятного отдыха во время воздушной тревоги”.

Он вышел, закрыв за собой дверь.

Мы сидели в полной темноте.

“Бывают же такие твердолобые!” - сказала мать.

Ночь прошла без происшествий. Иногда где-то очень далеко грохотало, но уже через час прозвучал отбой.

“Жаль, такой хороший дом”, - огорчалась мать.

“Он мне никогда не нравился”, - возразил Редлих. - “Участок, конечно, прекрасный, но сам дом - просто старая развалина, причем с кучей изъянов. Тогда мы думали, что совершили очень выгодную сделку. Но дом старый, приходилось все время что-то чинить, подновлять - одним словом, выкладывать денежки. Я намеревался когда-нибудь после войны снести его. Но теперь янки сделали эту работу вместо меня. И тем самым сэкономили мои деньги”.

“У кого вы этот дом купили?” - спросила мать.

Редлих на мгновение замолчал, потом сказал очень громко, как будто хотел перебить кого-то: “У одного садовода-любителя из Эркнера. Нет, фрау Гемберг, не подумайте чего-нибудь такого - дом был приобретен совершенно честно. Мне его продал один железнодорожный инспектор - он перешел на другую работу, кажется, где-то около Ваннзее. Нет, нет, это вовсе не то, что вы предполагаете”. “Что же я, по вашему мнению, предполагаю?”

“Ну, например, что я этот дом присвоил, украл. У какого-то еврея или еще кого-нибудь в этом роде. Нет, здесь никто бы не смог это сделать, потому что евреи тут никогда не жили”.

Мать молчала.

“Вы, наверное, мне не верите?”

“Почему же я не должна вам верить?”

Наконец все улеглись. Мы проснулись, когда было совсем светло. Время от времени к нам приходили соседи Редлиха, дома которых не пострадали от бомбежек. Они приносили одежду и одеяла.

Нам принесли даже три термоса с жидким, но горячим кофе, который, впрочем, нам не понадобился. Старый Редлих спустился в подвал и что-то там долго чинил. Вернулся он с приятным известием - у нас опять есть горячая вода и теперь всем можно помыться.

Матери не надо было повторять дважды. Когда она, чистая и причесанная, вернулась в гараж, Редлих сообщил, что нам как пострадавшим от бомбежки нужно зарегистрироваться в полиции для получения нового жилья.

Мы с матерью на это сообщение не прореагировали. “Господи”, - подумал я, - “опять эта тягомотина начнется!” У меня не было никакого желания снова оказаться в приемном пункте для пострадавших, устроенном в здании какой-нибудь школы или учреждения. Да и с сестрами из СС мне больше не хотелось связываться.

“Мне вполне удобно здесь, в гараже. Мы ведь и тут можем пожить некоторое время, пока нам не дадут какое-нибудь жилье”