Не все были убийцами (История одного Берлинского детства)

На Савиньплац мы сели в электричку. Мы очень надеялись на то, что при беспорядке, царившем на вокзале после последнего налета, нас не будут проверять. Правда, на одной из остановок в вагоне появился военный патруль, но гражданских пассажиров он не проверял. Мать облегченно вздохнула, когда в Кепенике мы, наконец, сошли с поезда. На перроне мы опять увидели военный патруль. Один из патрульных остановился, посмотрел на мать, молодцевато откозырял и вернулся к товарищам.

«Вы знакомы с ним?» — спросила какая-то женщина, испытующе взглянув на мать.

«Нет», — ответила та. — «А вы, вероятно, фрау Нихоф».

Обе улыбнулись.

«Пойдемте, выпьем по чашечке кофе», — предложила женщина.

Мать взяла меня за руку, и вместе с этой незнакомой женщиной мы покинули вокзал. Пройдя небольшое расстояние, мы подошли к довольно высокому забору. Какое-то время мы шли вдоль этого забора. Только теперь я заметил, что верх забора оплетен колючей проволокой. Я забеспокоился. То ли женщина почувствовала мое беспокойство, то ли проследила за моим взглядом — не знаю. Она положила руку на мое плечо, наклонилась и прошептала мне на ухо:

«Не бойся, это не концлагерь».

Изо всех сил я пытался сдержать слезы, но не смог, и шел, тихонько всхлипывая.

«Ну-ну, перестань», — сказала женщина и посмотрела на мать. — «Все хорошо».

«Кто эта женщина?» — спросил я у матери.

Услышав мой вопрос, незнакомка ответила:

«Меня зовут Нихоф. Кэте Нихоф».

Я взглянул на мать — она пристально смотрела на большие ворота, к которым мы в этот момент приблизились.

Наша новая знакомая подошла к проходной. Окошко проходной открылось, и оттуда выглянул мужчина. Вид у него был совершенно штатский.

«Добрый день, фрау Нихоф», — поздоровался он.

«У меня гости», — без всяких объяснений ответила женщина. — «Я приготовлю кофе для нас. Хотите чашечку? Тогда мальчик сейчас вам принесет. Принесешь кофе этому дяде, хорошо?»

Я кивнул. Эта женщина чем-то была похожа на мою бабушку, только моложе.

У нее были такие же светлые волосы, собранные в аккуратный пучок, и такие же серые глаза. Ростом, правда, женщина была повыше.

Я попытался обратить на себя внимание матери. Но та смотрела только на Кэте Нихоф. Однако это почему-то не обижало меня. От женщины исходила такая доброта и уверенность, ее взгляд был таким ласковым, таким теплым! Мы с матерью были совершенно очарованы.

Мне вдруг показалось, что нет больше ни войны, ни вечной спешки, что сейчас появится мой отец, возьмет меня за руку, мы пойдем в его любимое кафе на Францезишерштрассе и будем из окна смотреть на прохожих.

Она просто излучала мир и спокойствие, эта Кэте Нихоф. И фамилия ее была знакомой — я сразу вспомнил, откуда. Я ухватил мать за руку — наверное, слишком сильно. Она испуганно посмотрела на меня.

«Нихоф?» — тихо спросил я, — «Эрна Нихоф?»

«Умный мальчик», — отреагировала Кэте Нихоф на мой удивленный вопрос. — «Из тебя выйдет толк!»

Одобрительно кивнув, она открыла дверь барака и провела нас в громадную кухню. В углу кухни стояли стол и стулья. Кэте предложила нам сесть. Затем она направилась к большому кухонному шкафу и вернулась с подносом, на котором стояли чашки и сахарница. Поставив поднос на стол, она попросила мать расставить чашки и опять куда-то ушла.

В этом большом бараке кроме нас, похоже, никого не было. Посреди кухни находилась большая плита, на которой стояли громадные котлы и кастрюли. Плита казалась совсем холодной. На стене висели фотографии известных киноактеров — Сары Леандер, Густава Фрелиха, Марики Рекк, Генриха Жоржа и Кристины Зедербаум.

Кэте Нихоф вернулась со старомодным эмалированным кофейником.

«А тебе я дам лимонад и пирог с творогом», — обратилась она ко мне.

Она налила кофе матери и себе. Заметив, что я рассматриваю фотографии на стене, она объяснила:

«Это мои любимые артисты».

Потом показала на фотографию молодой светловолосой женщины:

«Ее звали Рената Мюллер. Она умерла. Говорят, от воспаления легких».

Она снова ушла куда-то и принесла лимонад, кусок пирога и бутерброды.

«Твоя мама, наверное, тоже хочет есть».

Я рассмеялся — слово «мама» она произнесла как-то чудно, по-особому выделяя первый слог. Я смеялся и не мог остановиться. Мать неодобрительно поглядела на меня.

«Не сердитесь на него», — сказала Кэте Нихоф. — «Я веду себя точно так же, когда мне хорошо. А тебе ведь хорошо, правда?»

Мне и в самом деле было хорошо.

Обе женщины уютно пили кофе. Мать за обе щеки уплетала бутерброды с колбасой. А я тем временем пошел к охраннику и отнес ему чашку черного кофе и бутерброд. Бутерброд, похоже, не удивил его. Зато он с видимым удовольствие пил кофе, отхлебывая его маленькими глотками и наслаждаясь ароматом.

«Господи, кофе, настоящий кофе! Ай да Нихоф, вот молодчина!» — одобрительно приговаривал он.

Он посмотрел на меня.

«Где же она достает все это? Неужели у чехов?»

Я пожал плечами.

«Ты кто, чех?»

Теперь он больше не казался мне симпатичным.

«Я не чех», — не слишком дружелюбно отозвался я и пошел прочь.

«Шуток не понимаешь!» — захохотал вслед мне охранник.

«Ну что, все в порядке?» — спросила Кэте, когда я вернулся на кухню.