Он направился к двери. «Можно мы немного музыку послушаем?» — попросил Рольф.
Старый Редлих резко обернулся, смерил сына сердитым взглядом и молча вышел из комнаты.
Этот день сделал нас с Рольфом настоящими друзьями.
Мы стали неразлучны. Не проходило дня, чтобы мы не виделись. Если я не заходил к ним, отец Рольфа спрашивал, почему я не появляюсь. Может быть, он все еще боялся, что я донесу на него? Я никогда не спрашивал его об этом.
Он работал на железной дороге и навидался всякого. Наверное, это сказалось на его характере. Жена оставила его, но Рольф не захотел жить с матерью. Он был очень привязан к отцу и никогда даже не пытался навестить мать, жившую в западной части Берлина. Рольф часто оставался дома один, но прекрасно справлялся с нехитрым домашним хозяйством.
Старый Редлих научил сына готовить простую еду. Впрочем, большого выбора у Рольфа и не было — в основном капуста, брюква и картошка. Иногда к овощам добавлялись нарезанные на маленькие кусочки сосиски. Однажды Рольф пригласил меня пообедать. В тот день он был один. Его отец снова был на монтаже — так он называл свою работу. Однако сваренная брюква оказалась жесткой и невкусной, и Рольф был очень огорчен этим.
Через некоторое время, когда отец в очередной раз был на монтаже, Рольф снова пригласил меня. Когда я пришел, на столе опять стояла тарелка с вареной брюквой.
«Ешь», — протянул мне тарелку Рольф.
Я отрицательно замотал головой. «Это же корм для свиньи. Мне это не прожевать, да и на вкус как кора дерева».
«Ешь!» — настаивал Рольф.
Я взял кусочек брюквы и осторожно откусил. На этот раз брюква была мягкой и островатой на вкус.
«Ты что, пиво туда добавил?» — спросил я.
«Я сделал мучную подливку и добавил немного коньяка. Отец часто привозит коньяк из Польши».
«И теперь я приду домой пьяный», — сказал я.
Рольф был очень горд своими кулинарными успехами, особенно мучной подливкой.
«Неужели у поляков есть еще коньяк?»
«Да они бы всю страну продали, если бы смогли. Однако чаще всего разные вещи можно получить у евреев».
«У евреев уже давно ничего нет», — пробормотал я.
«Мой старик всегда говорит — их нужно потрясти хорошенько, обязательно найдется еще что-то. Если бы мы их потрясли как следует, может, тогда и войну смогли бы выиграть!»
Я был ошеломлен, я просто не находил слов. Хотя я продолжал есть, но кусок не лез в горло. Наконец я прервал молчание. «Ты всерьез так думаешь? Да у тебя просто не все дома!»
«Только не кричи сразу „Хайль Гитлер!“ Не понимаешь, что ли, — нас непрерывно лупят со всех сторон! Русские стоят у самой границы Польши, янки и англичане бомбят наши дома, а ты все еще веришь в победу. Совсем рехнулся! Как ты думаешь, кто стоит за спиной у американцев? Евреи, дуралей! Евреи снабжают американцев деньгами, и на эти еврейские деньги янки производят свои бомбы. А мы истребляем евреев восточной Европы. Ты думаешь, они это забудут? Они отплатят нам. У них же международные связи! Эх, если бы нам да их деньги! Мы бы уже плавали в Беринговом проливе и катались на лыжах в Сибири!»
«Можно что-нибудь и получше придумать», — сказал я.
«Мы бы там много чего понастроили, чтобы спортом заниматься. А с нашей энергией и с еврейскими деньгами мы были бы непобедимы!».
Я поднялся. «До скорого!»
«Нет-нет, побудь еще немного. Ведь еще не очень поздно!»
«Мне уже пора».
Мне все больше становилось не по себе.
«Не валяй дурака. Твоя мать, небось, даже рада побыть немного в одиночестве».
Я не ответил. Просто стоял и молчал.
«У меня есть еще порция брюквы. Хочешь? С коньяком. А может, это не коньяк, а водка? Ни на одной бутылке нет этикеток!» Рольф, казалось, был совершенно поглощен разглядыванием бутылок. «И почему это фюрер против вас так настроен?» — как бы между прочим спросил он.
«Господи!» — подумал я. — «Мне бы только уйти отсюда!»
Сколько времени он знает, что я еврей? Я был охвачен паникой, но не мог сделать и шага. Только стоял, уставившись в пол. А если я и убегу, что изменится? Он знает, где я живу, знаком с Кэте Нихоф, видел мою мать и может сразу узнать ее, и ему ничего не стоит выдать нас. Дело дрянь!
Рольф взглянул на меня. «А знаешь, что с евреями делают по приказу фюрера?»
Я молчал.
«Их отправляют в Польшу и там травят газом, как клопов. Отправка идет непрерывно-днем и ночью. Все поставлено на поток, все операции отработаны, как на фабрике. Фабрика по переработке людей. Что ты на это скажешь?»
«Ты сочиняешь!»
«Ты бы моего отца послушал, когда он возвращается с очередного „монтажа“. Как он по ночам в подушку плачет».
«Он рассказывал тебе об этом?» — спросил я совсем тихо.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное