Не все ли равно, что думают другие?

Другая история, против которой они выступали, была рассказана великим астрономом Артуром Эддингтоном, который только что открыл, что звезды получают свою энергию из ядерной реакции по превращению водорода в гелий. Он вспоминал, как ночью после своего открытия сидел на скамейке с девушкой. Она сказала: «Взгляни, как чудесно сияют звезды!» На что он ответил: «Да, и в этот миг я единственный человек в мире, который знает, почему они сияют»[12]. Он описывал то самое удивительное одиночество, которое испытываешь, когда совершил открытие.

В письме говорилось, будто я утверждал, что женщина неспособна понять ядерные реакции.

Попытки ответить на их обвинения я счел бессмысленными, потому написал им коротенькое письмо: «Да отцепитесь вы от меня!»

Это, понятное дело, не особо подействовало. Пришло новое письмо: «Ваш ответ на наше письмо от 29 сентября нас не удовлетворяет…» – бла-бла-бла. В этом письме меня предупреждали, что если я не потребую от издателя исправить те фрагменты, против которых они возражают, то будут неприятности.

Письмо я проигнорировал и забыл о нем. Примерно год спустя Американская ассоциация преподавателей физики присудила мне премию за те книги, и меня попросили выступить с докладом на их конференции в Сан-Франциско. Моя сестра Джоан жила в Пало-Альто – в часе езды оттуда, – и я переночевал у нее, а утром мы вместе отправились на конференцию.

Приблизившись к лекционному залу, мы обнаружили, что там стоят люди и всем входящим вручают листовки. Мы с сестрой оба взяли по листовке и пробежали взглядом. Сверху было написано «ПРОТЕСТ». Затем приводились выдержки из писем, которые они мне посылали, и мой ответ (полностью). И завершалось все большими буквами: «ФЕЙНМАН – СЕКСИСТСКАЯ СВИНЬЯ!»

Джоан резко остановилась и помчалась назад.

– Как интересно, – сказала она демонстрантам. – Я хотела бы взять еще несколько!

Потом догнала меня и говорит:

– Ну и ну, Ричард, ты чего такого натворил?

Пока мы шли к залу, я рассказал ей, что произошло.

В зале, у самой кафедры, были две известные дамы из Американской ассоциации преподавателей физики. Одна – ответственная по проблемам женщин, а другая – Фей Айзенберг, профессор физики из Пенсильвании, моя знакомая. Они увидели, как я направляюсь к кафедре в сопровождении женщины с пачкой листовок, которая мне что-то говорит. Фей подошла к ней и сказала:

– А вы знаете, что у профессора Фейнмана есть сестра, которая благодаря ему стала физиком, и что у нее по физике ученая степень?

– Конечно, знаю, – сказала Джоан. – Эта сестра – я!

Фей и ее коллега объяснили мне, что протестующие – группа (возглавляемая, как это ни парадоксально, мужчиной), которая всегда срывала конференции в Беркли.

– Мы сядем по обе стороны от вас, чтобы продемонстрировать солидарность, а прямо перед вашим выступлением я встану и скажу что-нибудь, чтобы их успокоить, – сказала Фей.

Поскольку до меня должны были выступать еще несколько человек, у меня было время продумать свои слова. Я поблагодарил Фей, но отклонил ее предложение.

Как только я поднялся, чтобы начать выступление, с полдюжины протестующих промаршировали через лекционный зал и выстроились у самой сцены, подняв транспаранты и скандируя:

– Фейнман – сексистская свинья! Фейнман – сексистская свинья!

Я начал доклад с обращения к протестующим:

– Мне жаль, что мой короткий ответ на ваше письмо вынудил вас без надобности прийти сюда. Если говорить об улучшении положения женщин в физике, то тут есть более серьезные моменты, чем относительно тривиальные ошибки – если вам угодно их так назвать – в учебнике. Но быть может, в конце концов, это и хорошо, что вы пришли. Ведь женщины в физике действительно страдают от предубеждений и дискриминации, и ваше присутствие здесь должно напомнить нам об этих трудностях и о том, что их необходимо преодолеть.

Протестующие начали переглядываться. Их транспаранты стали медленно опускаться, словно паруса на затихающем ветру.

Я продолжил:

– Хотя Американская ассоциация преподавателей физики и вручила мне награду за преподавательскую деятельность, я, должен признаться, не знаю, как надо преподавать. И о преподавании мне сказать нечего. Вместо этого я хотел бы поговорить о том, что будет особенно интересно присутствующим в аудитории женщинам: я хотел бы поговорить о структуре протона.

Протестующие опустили транспаранты и удалились.

Устроители конференции сказали мне потом, что этот мужчина и его группа протеста никогда еще не сдавались так легко.

(Недавно я обнаружил расшифровку своей речи, и то, что я сказал вначале, звучит отнюдь не столь эффектно, как мне запомнилось. То, что мне запомнилось, было куда как распрекраснее того, что я сказал на самом деле!)

После моего выступления некоторые из протестующих подходили и донимали меня по поводу истории о женщине-водителе.

– Почему этим водителем должна была быть женщина? – говорили они. – Может, вы хотите сказать, что все женщины – плохие водители?

– Но ведь женщина выставляет полицейского дураком, – ответил я. – Почему вас не заботит полицейский?