Не выпускайте чудовищ из шкафа

От Одинцова, от матушки его, которая благоразумно отбыла куда-то в Московскую область то ли подругу навестить, то ли в поместье порядки навести. От всего этого светского общества с его показным сочувствием.

От себя самой.

– Я ушла. Я… сказала, что все равно сбегу.

– На Дальний.

– Почему нет? Тут был Медведь. И остальные…

– На которых тебе было насрать два года, – не преминул уколоть Дар.

– Да, – врать я не стала. – Как оказалось, больше идти мне некуда. А тут… тут хоть кто-то знакомый.

Одинцов пытался уговаривать.

Потом порывался ехать со мной, хотя я и смотреть на него не могла. Потом… потом мозгоправ, с которым мы говорили… о разном, кроме, пожалуй, моей девочки, как-то так слушал, что я вдруг поняла.

Нет ее.

Любви.

Может, и была когда-то, но, скорее, не любовь, а жажда жизни, которую мы за любовь приняли. А даже если и она, эта чистая и светлая, о которой стихи и поэмы, то она закончилась. И на самом деле мы с Одинцовым друг другу близкие люди, этого не перечеркнуть, но не настолько, чтобы жить друг с другом.

И потому мучаем.

Я его.

Он меня.

– Я предложила разъехаться. На время. Он согласился…

– И это время затянулось…

– Скажем так, развод нам оформили быстро.

– А потом он женился. Обидно?

– Да. – Врать безумцу не стоит.

И чего ради? Тогда мы были свободны, но эта его женитьба все равно показалась мне предательством. Тем более он ведь и не предупредил. Мог бы. А не предупредил. И узнала я обо всем из газет.

И позвонила. Поздравила.

А он стал извиняться, мол, что не хотел меня тревожить… идиот. Неужели и вправду думал, что я заявлюсь на свадьбу и скандал устрою? Пожалуй, это и обижало сильнее всего.

– Но он меня не бросил. – Я сцепила руки за спиной. – Этот дом – его подарок. И все, что в нем… И шуба… у меня восемь шуб. Где-то там, в специальном шкафу, висят восемь гребаных шуб. Есть драгоценности… Все, которые он когда-либо дарил, кроме родовых, само собой, ушли со мной. Содержание… думаю, на счетах у меня скопилась пара сотен тысяч. А может, и больше.

– Но все это – ерунда, верно?

Да.

Или… нет.

Сама не знаю.

И я решилась посмотреть в лицо женщины, что застыла во льду. Эта – совсем молоденькая. И хрупкая такая. Ее кожа бела, а веснушки на ней горят яркими пятнышками. Рыжие волосы завиваются, одна прядка упала на лицо.

– Как ее звали?

– Евгения. Комарова Евгения. Студентка… – Дар встал сзади. Близко. Слишком даже близко. На расстоянии удара. Но… пусть. – А это Верочка… ее хватило почти на два месяца.

– Все дело в крови?

– Да. И в том, что меня обманули. Обещали, а потом бросили. Как тебя…

Неправда.

Меня никто не бросал. Это скорее уж я… но пускай.

– Василиса… дар слабый, едва хватило, но здесь он раскрывается. Всего пару дней нужно, а потом кровь насыщается силой…

Глава 40. Дверь

«Таро 78 Дверей, выпущенное в последний год Пиетро Алиего, безусловно, обрело немалую популярность в силу красоты и символизма. Однако стоит заметить, что для любого опытного прорицателя первостепенное значение имеет скорее образ, нежели значение карты».

«Малый толкователь карт и гадальных арканов», выпущенный под редакцией Общества любителей предсказаний и рекомендованный для домашнего применения лицам, не обладающим истинным даром прозрения

Под землей темно.

И темнота эта глухая, кромешная. Та, сквозь которую приходится пробираться на ощупь. И медленно. Шаг за шагом. Далеко они не уйдут. Пара шагов, и тень выхода истает. Останется лишь ощущение полной бессмысленности происходящего.

Соваться вниз вот так глупо.

Неразумно.

Напрочь.

Но неведомая сила тянет вперед. И Бекшеев не способен устоять перед ней.

– П-погоди. – Сапожников держится рядом. – Я… вот только не смейся. Я боюсь темноты. С тех пор, как… Дико боюсь темноты. И отец заказал…

Узкая пластина артефакта, влажная от воды. И холодная. Питающий камень спрятан внутри контура.

– А ты?

– У меня их полдюжины… Был один, но как-то случайно забыл в другой куртке. Теперь вот… всегда. Должен касаться кожи. – Сапожник сунул руку под одежду. – Новейшая разработка. На следовых эманациях. И остаточном фоне. Для… слепых. В теории. Осторожно, может быть неприятно.

Это слабо сказано. Стоило металлу коснуться кожи, и голову пронзила боль.

Этак Бекшеев прямо у входа и ляжет.

Но боль проходит, а тьма рассеивается. Медленно. Она остается отдельными мазками, освобождая широкий коридор, в центре которого остались деревянные шпалы. Некоторые сгнили, другие казались почти нетронутыми. Странно, все даже не в серых, в сине-зеленых тонах, но в то же время восприятие четкое.

Тележка.

И… куда дальше-то?

Вниз.

Что бы дар ни уловил, это находилось внизу. И стоило потянуться, как ощущение стало четче. Яснее.