Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ)

И плевать, что ничего-то в них не увидит, но соврала бы, мол, жив Мишка. Заблудился… хрень полная. Как может заблудиться человек, который вырос на Дальнем? Который каждое дерево, каждый пень знает? И предчувствие становилось все поганей и поганей.

И Яжинский, стоявший рядом, думал о том же.

Хмурился.

Жевал губы. Молчал.

Грузовик остановился за чертой ограды. И дверца его распахнулась, выпуская человека, которого я вовсе не была готова видеть здесь.

Бекшеев?

Что ему-то понадобилось?

- Доброго утра, - сказал он, оглядываясь. А потом подал руку, помогая выбраться донельзя довольной Янке. Та спрыгнула легко и тут же смутилась под строгим материным взглядом. А Бекшеев продолжил:

- Мне сказали, что человек пропал…

Горестный собачий вой донесся с побережья. И Яжинский закрыл глаза, а я… тот, кто сам немного собака, понимает их.

- Нашелся, - губы мои онемели. – Чтоб его… нашелся.

Глава 7. Пятерка пентаклей

Глава 7. Пятерка пентаклей

«Женщина приятной наружности в 37 лет желает выйти замуж за подходящего по возрасту и взглядам человека. Интеллигентная и деловая, не обремененная материальными трудностями, но даже имеющая годовой доход в 500 руб. От вас – желание раскрыть душу и фотография»

«Владивостокский вестник», колонка брачных объявлений.

Он лежал на старой косе. Лежал навзничь, широко раскинув руки, точно желая обнять это сизое грязное, точно прокуренное небо. Он лежал, и клочья водорослей, прицепившиеся к телу, казались путами.

Выли собаки.

И старый волкодав распластался на мокрой гальке, не смея приблизиться.

Море, отползая, все же дотягивалось до мокрых Мишкиных ног. И подбиралось выше, а потом отступало, точно все никак не способное решить, оставлять ли такую замечательную игрушку, или люди все же обойдутся.

Яжинский первым ступил на пляж.

- Стоять! – громкий окрик Бекшеева заставил волкодавов заткнуться. Да и Яжинский замер. – Сначала тело осмотрим мы. Потому что…

Потому что мальчишки, выросшие на этих скалах, не падают с них. И не ныряют в зимнее море.

Потому что…

- Зима, вы бы не могли… спуститься? – просить Бекшееву явно было неловко. Он держался рядом, но отчетливо прихрамывал. А с тростью по горам не побегаешь. Тем более, если её дома оставить.

Да и костюмчик его, из темной шерсти, не для местных красот.

Я кивнула.

Спущусь. Осмотрю. Пусть и тошно, до того тошно, что зубы сводит. И Яжинский отступает, пропуская меня вперед.

Здесь берег пологий, и море порой выносит… всякое.

Теперь вот Мишку.

Шаг.

И галька скрипит под подошвой, проседая, а ямина заполняется соленою водой. Море холодное. И чувствую холод сквозь ботинки.

Иду.

Осторожно. Стараясь, как учили, видеть. Все. Берег пуст. Если тут кто и был, то следов не оставил, а если и оставил, то прилив их вычистил. Еще пару часов вода будет отползать, а вот Мишка останется.

Как же он так.

- П-подождите! – голос Бекшеева останавливает в трех шагах от тела.

Этот упертый баран все-таки полез по тропе. А как еще назвать человека, который вон, с трудом на ногах держится? И не держится, судя по зеленому моховому следу на брюках. Но лезет, лезет… вцепился в плечо Яжинского, а тот и рад.

- Не трогайте ничего. П-пожалуйста. Я… дайте мне минуту. Я просто должен все увидеть.

Он трет виски и закрывает глаза. А потом решительно делает шаг, вклиниваясь между мной и Мишкой.

- Кто это?

- Начальство. Новое, - говорю тихо, не сомневаясь, впрочем, что слышат нас превосходно. Яжинский кивает. А вот начальство… Бекшеев оборачивается.

И глаза открывает.

Твою же ж…

Расплывшиеся зрачки. Радужка почти не видна. А вот по белкам проступает характерная сетка капилляр. Правда, в этой утренней мути кровь кажется черной.

Запавшие глаза.

И сосуды, выступившие на висках.

- Он не того? – Яжинский смотрит с живым интересом.

А я качаю головой.

Я, конечно, встречала маг-аналитиков, но вот чтобы так близко. Живьем да при работе.

Я прижимаю палец к губам, и то, что еще недавно казалось человеком, кивает. И отворачивается. Ступая медленно, он обходит Мишку, то и дело замирает. Наклоняется. И распрямляется. И снова. Зато камеры не нужны, хотя, конечно, для отчетности и снимки пригодятся. Картинку из головы аналитика не вытянешь. А отчеты…

Бекшеев останавливается ровно в той точке, с которой начал путь. И закрывает глаза. Стоит он невероятно долго, я почти теряю терпение, но вот поднимает руку.

- Положение тела вполне естественно, - голос его звучит глухо. – Следов постороннего присутствия не отмечено.

- Он не сам упал.

- Погоди, - я перехватываю Яжинского. – Он просто говорит, что видит.

- И?

- Данных недостаточно. Требуется дополнительная информация, - Бекшеев моргает. И морщится, трогая голову. А потом уже почти нормальным голосом добавляет. – Надо сделать снимки.

Надо.